Ружье на динозавра - Лайон Спрэг Де Камп

Вот так Хольцингер и его девушка продолжали спорить, но он не уступал. Она заставила меня поклясться, что я позабочусь об ее Густике наилучшим образом, и отчалила, шмыгая носом.

Когда ушел Хольцингер, ко мне заявился – кто бы вы думали? – мой вздорный друг Кортни Джеймс. Он извинился за нанесенные оскорбления, но не то чтобы умолял о прощении.

– На самом деле у меня не такой уж плохой характер, – сказал он, – кроме случаев, когда люди не хотят со мной сотрудничать. Тогда я могу выйти из себя. Но если люди готовы к сотрудничеству, поладить со мной не сложно.

Я уже понял, что «сотрудничать» означает делать все, что будет угодно Кортни Джеймсу, но не стал заострять на этом внимание.

– И как в этом смысле мисс Бартрам? – спросил я.

– Мы поссорились, – сказал он. – Женщин с меня довольно. Так что, если без обид, давайте продолжим с того места, где остановились.

– Очень хорошо, – ответил я. – Бизнес есть бизнес.

Мы с Раджей решили организовать для них совместное сафари на восемьдесят пять миллионов лет назад: в ранний верхний меловой период, или в средний мел, как его называют американские геологи. Это лучший период для динозавров в Миссури. Можно найти особей покрупнее в позднем верхнем меловом, ранний предлагает большее разнообразие видов.

Теперь что касается нашего оборудования: мы с Раджей оба использовали Континенталь .600, такой как тот, что я вам показывал, и несколько ружей поменьше. К тому времени мы еще не нажили капиталу и лишних шестисотых в аренду предложить не могли.

Август Хольцингер сказал, что он возьмет ружье в аренду, поскольку предполагал, что это будет его единственное сафари и нет смысла тратить больше тысячи долларов на ружье, из которого ты выстрелишь только несколько раз. Но, поскольку лишних шестисотых у нас не было, ему пришлось выбирать между покупкой собственного Континенталя и арендой одного из наших ружей поменьше.

Мы выехали на природу пострелять по мишеням, чтобы он мог опробовать .600. Хольцингер вскинул ружье и выстрелил. Попал в молоко, а отдача опрокинула его на спину.

Он встал, бледнее, чем обычно, и вернул мне ружье::

– М-м-м… Я думаю, мне стоит попробовать что-нибудь поменьше.

Когда его плечо перестало болеть, я потренировал его с меньшими калибрами. Ему глянулся мой Винчестер 7, оборудованный под патрон .375. Это отличное универсальное оружие – идеально для больших кошек и медведей, но легковато на слонов и определенно легкое для динозавров. Мне не следовало уступать ему, но времени у меня не было, а для того, чтобы сделать для него новый шестисотый на заказ, могли потребоваться месяцы. У Джеймса оружие уже было, штуцер Холланд&Холланд .500, двойной экспресс, который по классу почти не уступает шестисотому.

Оба сахиба попрактиковались в стрельбе, так что об их меткости я не волновался. Для охоты на динозавра особая меткость и не требуется, нужны скорее здравомыслие и четкая координация: не следует допускать попадания в затвор ружья мелких веточек, падать в ямы и взбираться на небольшие деревья, с которых динозавр может вас собрать как плоды, или стрелять проводнику в голову.

Люди с опытом охоты на млекопитающих часто пытаются выстрелить динозавру в мозг. Это самое нелепое, что можно сделать, потому что у динозавров его нет. Точнее говоря, есть небольшой комочек серого вещества размером с теннисный мяч на передней стороне позвоночника, но как в него попасть, если он погружен в два метра черепа?

Единственное надежное правило при охоте на динозавров – стрелять в сердце. Сердца у них большие, по сотне фунтов у самых крупных экземпляров, парочка пуль шестисотого калибра их как минимум замедлит. Проблема только в том, чтобы пули пробились через горы мяса, которые окружают сердце.

* * *

Так вот, одним дождливым утром мы объявились в лаборатории Прохазки: Джеймс с Хольцингером, мы с Раджей, погонщик Борегард Блэк, три помощника, повар и дюжина ослов.

Камера перехода – это скорее каморка размером с небольшой лифт. Мое обычное правило – первыми отправляются мужчины с ружьями, на тот случай, если в момент прибытия рядом с машиной окажется голодный теропод. Так что два сахиба и мы с Раджей набились в камеру с нашими ружьями и рюкзаками. Оператор втиснулся после нас, закрыл дверь и повозился с ручками настройки. Он настроил аппарат на двадцать четвертое апреля восьмидесятипятимиллионного года до нашей эры и нажал на красную кнопку. Свет погас, и камера освещалась только небольшой лампой на батарейках. Джеймс и Хольцингер выглядели довольно зелеными – возможно, причуды освещения. Мы с Раджей много раз это проходили, так что вибрация и головокружение нас не беспокоили.

Черные стрелки на циферблате замедлились и остановились. Оператор взглянул на датчик уровня высоты и повернул колесико, приподнимая камеру, чтобы она не материализовалась под землей. Затем он нажал на другую кнопку, и раздвижная дверь открылась.

Как бы часто ни ступал я на землю минувшей эпохи, всякий раз трепещу от ужаса. Оператор поднял камеру где-то на полметра от уровня земли, так что я спрыгнул, держа ружье наготове. Другие последовали за мной.

– Порядок, – сказал я оператору, и он закрыл дверь.

Камера исчезла, и мы огляделись. Динозавров вокруг не было, никого, кроме ящериц.

В этом периоде камера материализуется на скалистой возвышенности, с которой можно осматривать окрестности во всех направлениях, насколько это позволяет дымка. К западу можно видеть залив Канзасcкого моря, который вдается в Миссури, и обширное болото вокруг оконечности залива, где обитают зауроподы.

К северу располагается низкая гряда, которую Раджа назвал холмами Джанпур в честь индийского королевства, где когда-то правили его предки. К востоку местность поднимается к плато, привлекательному для цератопсов, а к югу местность плоская и тоже с болотами, полными зауроподов и множеством орнитоподов, вроде утконосых динозавров и игуанодонов.

Лучшее, что есть в меловом периоде – климат: мягкий, как на островах южных морей, но не такой удушливый, как в юрском периоде. Здесь была весна, повсюду цвели карликовые магнолии.

Особенность этого ландшафта в том, что при обильных дождях растительный покров остается открытым. То есть трава еще не разрослась, чтобы образовать сплошной ковер на всех открытых участках. Растут лавр, сассафрас и другие кустарники, а между ними – голая земля. Встречаются заросли невысоких пальм и папоротников. Холм окружают в основном саговник, одиночные деревья – вы бы их посчитали пальмами – и рощицы. Ниже к Канзасскому заливу