Наследник Воли - Александр Горин

раме отразило мою новую внешность — худого юношу с бледным лицом. Оболочка, не я. Слабый, требуются силовые тренировки. Высокий, правильные черты лица. Женщинам такое нравится — учесть при контактах.

Память бывшего владельца тела подсказывала дорогу обрывками ощущений. Чувство страха, исходившее от двери в конце коридора.

Я прошел по коридору, мои шаги глухо отдавались в пустоте большого дома. Дверь была приоткрыта. Я толкнул ее и вошел.

Сразу в нос ударил запах — смесь старой пыли, воска для мебели и застоявшегося воздуха. Комната была погружена в полумрак, тяжелые портьеры наглухо закрывали окна. Единственный источник света — огарок сальной свечи на массивном дубовом столе, заваленном кипами пожелтевших бумаг.

За столом сидел отец моей физической оболочки. Григорий Вячеславович Нестеров. Сканировать.

Мое эмпатическое поле провалилось в болото Нестерова. Густая, вязкая апатия, под которой клокотала глухая, застарелая боль.

Он не повернулся, не поднял головы, а просто сидел, уставившись в одну точку на столе. Его мощная, некогда богатырская фигура теперь казалась застывшим изваянием. Пальцы его правой руки монотонно теребили массивный перстень с фамильным обсидиановым гербом.

— Здравствуй, отец, — произнес я. — Петр сказал, ты хотел меня видеть.

Он медленно повернул голову. Его глаза, стальные и потухшие, скользнули по мне без интереса. Оценка. Магию разума не использует.

— А, ты… — его голос был глухим и усталым. — Владимир уже был тут. Сообщил, что ты проявил несвойственную тебе стойкость. Опозорил его перед слугами.

Я почувствовал, как в груди закипает чужая обида. Годы унижений, пренебрежения, взглядов, полных разочарования. Это тело помнило все. Чужая эмоция. Подавить.

— Он попытался применить «Цепь повиновения», — сказал я ровным голосом. — Я не позволил.

Григорий Вячеславович тяжело вздохнул, словно даже это простое действие требовало от него усилий.

— Надоели вы оба. Вечные склоки. Решайте свои споры без меня.

Я стоял молча, наблюдая. Аккуратная борода. Безупречный, но архаичный кафтан. Перстень, который он бесцельно вращал на пальце.

Вдруг его пальцы замерли. Внимание, смена паттерна.

Он медленно повернул голову, и его взгляд стал пристальным. Он вглядывался в меня, и в глубине его глаз что-то шевельнулось. Холодный, аналитический интерес.

Я почувствовал легкое давление на границе своего сознания. Сканирование. Оценка угрозы. Он применял базовую технику ментального зондирования — не грубый взлом, а осторожное «простукивание», проверку поверхности.

Тактика: полное не сопротивление. Подставить память Ярослава. Скрыть ядро.

Я тут же ослабил все внутренние барьеры, позволив потоку его воли проникнуть внутрь. Но не к себе. Я вывел его на периферию сознания — к хаотичным воспоминаниями Ярослава, к его обидам, страхам, к той самой унизительной сцене с братом. Я стал зеркалом, отражающим лишь то, что он ожидал увидеть — слабого, запуганного юношу.

— Стоишь ровно, — произнес он тихо, и в его голосе пропала привычная усталость, сменившись ровной, безжизненной интонацией. — И смотришь не так, слишком уверенно.

Его щуп стал настойчивее. Он искал трещину, аномалию. Но нашел лишь знакомую, жалкую картину, слегка прикрытую неестественным для Ярослава спокойствием. Легенда держится. Он видит то, что хочет видеть.

Стратегия подтверждена. Мой дар — это козырь. Раскрывать только при крайней необходимости или для решающего удара. Сейчас время сбора информации и накопления сил.

Он откинулся в кресле, сложив пальцы перед собой. Его лицо было бесстрастным, но в позе читалась внезапная собранность. Сканирование прекратилось, он не нашел угрозы.

— Ладно, слушай. Завтра утром поедешь к Багрецовым. Будешь у них пару дней. Они к тебе присмотрятся и если все их устроит, то ты женишься на Ладе Багрецовой.

Я мгновенно проанализировал входящие данные. Брак. Политический альянс. Возможность получить доступ к ресурсам и повысить свой статус.

Старший Нестеров замер, ожидая привычную реакцию — униженного молчания, мольбы, детского протеста, но я лишь слегка кивнул.

— Понятно, — сказал я спокойно. — Каковы условия контракта?

Григорий Вячеславович замер. Неожиданность. Сбой в шаблоне. Его бесстрастная маска на мгновение дрогнула, обнажив чистое, немое изумление. Его пальцы сжали край стола.

— Какие условия? — он произнес это медленно, растягивая слова, будто проверяя их смысл.

— Размер приданого. Мои права и обязанности как зятя в их доме. Условия возможного расторжения договора, — перечислил я без интонации. — Стандартные пункты любого соглашения. Я должен понимать, что подписываю.

В воздухе повисла тяжелая, звенящая тишина. Мое эмпатическое поле уловило сложную гамму ощущений, пришедших на смену апатии.

Первоначальный шок. Затем — резкая вспышка подозрения. Он снова, уже в который раз, мысленно проверил результат своего недавнего сканирования.

Уверенность в данных. Отсутствие дара. Отсутствие угрозы. И в тоже время непреложный факт — перед ним стоял не привычный запуганный мальчик, а кто-то другой.

И тогда пришло недоумение, смешанное с профессиональным любопытством. Его разум, когда-то отточенный для анализа врагов и союзников, лихорадочно искал объяснение.

Контузия? Да, падение с лошади могло повредить рассудок, но это не объясняло холодной расчетливости. Притворство? Но столько лет изображать никчемность, чтобы сорвать куш в виде брака с Багрецовой — это сомнительная награда.

И наконец, в его взгляде родилась рабочая гипотеза. Он смотрел на меня и видел не сына, а артефакт. Странный продукт стечения обстоятельств — травмы, отчаяния, врожденного, но ранее не проявлявшегося прагматизма. Сломленный и заново собранный иным образом. Ошибочный, но логичный для него вывод: стресс и унижение последних лет, усугубленные травмой, выковали из его сына нечто новое.

Григорий Вячеславович медленно откинулся в кресле, его пальцы вновь обрели привычную монотонность, перебирая перстень.

— Условия? — он произнес с легкой насмешкой, но в глазах оставалась тень интереса. — Приданое — пять тысяч золотых. Твои обязанности — не позорить имя Нестеровых. Права — будешь жить в их доме на их содержании. О чем еще тут говорить?

Это понятно. Непонятны мотивы.

— Зачем этот брак, отец? И кому он выгоден на самом деле?

Он нахмурился, раздражение мелькнуло в его взгляде.

— Тебе что, объяснять надо? Роду выгоден! Багрецовы дают деньги, мы получаем союзников. Обычная практика.

— Союзников? — я сделал паузу, давая словам больше веса. — Или кредиторов, которые скупят наши долги за бесценок, а меня используют для законности поглощения нашего рода?

Его лицо дрогнуло. Я попал в цель, он не думал об этом, а видел лишь сиюминутное решение проблемы.

— Ты слишком многого о себе возомнил, — прошипел он. — Никчемный отпрыск, а рассуждаешь как…

— Как стратег? — я мягко закончил за него. — Тот, кто смотрит на несколько ходов вперед. Как ты когда-то.

Внезапно в сознании вспыхнуло чужое воспоминание. Яркое, как молния.

…Женский смех, легкий и звонкий. Она, Анна, стоит у камина в этом самом кабинете, ее пальцы нежно поправляют складки на его мундире. «Не горячись,