Африканский рубеж - Михаил Дорин

— Командир, рубеж передачи управления, — произнёс Кеша.

— Понял, — ответил я.

Через несколько секунд руководитель полётами дал нам команду через ретранслятор перейти на связь с Торосом.

— Группе переход на 9-й канал, — дал я команду в эфир.

Только я переключил канал, как в наушниках загудели голоса. В это время в эфире послышались доклады лётчиков Су-25.

— 117-й, на боевом.

— 655-й, пуск! Выхожу влево.

— Понял!.

— Слева «сварка» работает! Аккуратно!

С помехами, но доклады экипажей штурмовиков доходили до нас.

Приближаясь к хребту Сафедкох, я уже наблюдал разрывы. Отметил для себя, что земля на склонах вздымалась от ударов, осколки камней разлетелись во все стороны, а тучи пыли заслоняли видимость.

— Саныч, прошли третий поворотный. Дальше КПМ, — доложил мне Кеше, когда мы пролетели над очередной сопкой.

Я посмотрел на основную группу, следующую за нами. Пока местность ещё была более равнинной, боевой порядок Ми-24 можно было разглядеть в зеркале заднего вида.

Выстроившись «колонной пар», вся группа напоминала трамвай, лениво следующую над вершинами, словно по рельсам.

— Скорость 250, — дал мне подсказку Кеша.

— Группе, «прибор» 260, — дал я команду и мы начали ускоряться.

Дым и клубы пыли, поднятые от разрывов ракет штурмовиков, становились всё плотнее. Уже не так хорошо можно разглядеть горы на границе с Пакистаном.

— Торос, Торос, ответь 902-му, — запросил я авианаводчика.

— Добрый… разрешил… подход, — отвечал ПАН, которого было едва слышно сквозь помехи.

Горы вокруг, как каменные чудовища. Тени от скал лежат рваными тёмными пятнами, а наверху слепит солнце и всё расплывается, будто смотришь сквозь раскалённое стекло.

Через минуту Кеша доложил, что мы в точке выхода на боевой курс.

Кажется, что металл вокруг тоже дрожит от напряжения. Я чувствую, как под шлемом течёт пот, а капли полосками скатываются за воротник. Во рту так сухо, что язык прилипает к нёбу.

— 902-й, наблюдаю вас, работайте с курсом 170°. До цели 5 километров. Ориентир — первая линия разрывов, — дал команду авианаводчик.

— Как он так точно считает? — сказал Кеша, когда я отвернул вертолёт влево.

— 2-й, справа на месте, — доложил ведомый.

— Понял. Торос, 902-й, на боевом.

«Главный» включён. На пульте вооружения тумблер выставил в положение НРС.

— Пульт взведён, — доложил я, когда на пульте управления стрельбой загорелись лампы точек подвесок.

Впереди среди пыльных холмов и чёрного дыма я обнаружил и наш искомый объект. Аккуратный ров, несколько каменных укреплений под скальными козырьками, и совсем рядом дома, с которых началась стрельба в нашу сторону.

— Торос, 902-й, цель вижу.

— Работу разрешил. После работы выход влево, — дал команду авианаводчик.

Кеша отсчитывает время до начала манёвра. Переключатель борта, с которого будет уходить ракета, поставлен в правое положение.

— Манёвр! — громко скомандовал Иннокентий, и я отклонил ручку управления на себя.

Быстро делаю «горку», задирая нос вертолёта и через несколько секунд пикирую.

— Тангаж 10… 20… 30, — подсказывал Кеша расчётный угол.

Духи начинают огрызаться, но их позиции ДШК далеко. А вот тот самый опорный пункт душманов близко.

— До цели 2.

Колпачок кнопки РС откинут. Подвижную марку на прицеле совместил с целью. Скорость быстро росла.

— Пуск! Выход… — доложил я, нажав кнопку РС.

Но всё пошло не по плану. Никакого замедления не было. Весь обзор заполонил дым выхлопных газов, из-за которого ничего не было видно. Вертолёт затрясло так, будто кто-то по нему ударил кувалдой, и он попал в резонанс.

Над головой начались хлопки.

— Обороты…

Мы начали просаживаться и терять обороты несущего винта.

Только дым рассеялся, как за блистером вновь выросли горы. Они становились всё ближе. Ощущение, что каменные склоны растут на глазах, наваливаясь сверху. И можно разглядеть каждую расщелину.

Глава 2

Вертолёт не сразу начал меня слушаться. Колебания и броски ещё пару секунд продолжились. Всё трясётся, но по приборам «проблемный» двигатель просматривается сразу.

— Левый… левый, — произнёс я.

Гора уже прямо перед нами. Можно разглядеть камни, тёмный излом расщелины и тень вертолёта, нависающего над скалой. Вижу всё так близко, что кажется, если протянуть руку, то коснусь шероховатости. Виски пульсируют в такт с сигналом опасной высоты.

— Вы… во… дим! — громко произнёс я, выравнивая вертолёт.

Стрелка указателя оборотов левого двигателя ходит из стороны в сторону.

Ми-24, «задыхаясь и хрипя», начал вылезать из сложившейся сложной ситуации. Скалы остались под брюхом вертолёта. Буквально в нескольких метрах под фюзеляжем.

Несанкционированный пуск второй ракеты принёс нам большую проблему.

— 902-й, левый на малом газу, — произнёс я в эфир, опустив рычаг управления двигателем.

— Понял вас, 902-й. Выход из атаки. Возврат на аэродром, — ответил авианаводчик.

На одном двигателе атаковать оставшиеся позиции духов не было смысла.

В зеркалах заднего вида заметен большой взрыв. Каменные «козырьки» сложились, как карточный дом. Я успел увидеть, как внизу всё заполонило пылью, чёрным дымом и языками пламени.

— Хорошо попали! — громко отозвался Торос, продолжая выводить на боевой курс остальные вертолёты.

В горле по-прежнему сухо. Я сглатываю и чувствую только вкус пыли и железа. Вспотел так, что форма прилипла к спине. Поймать помпаж двигателя в момент пуска не самая приятная ситуация.

Вертолёт уже летел ровно и без снижения. Скорость на приборе 150 км/ч, а с правого борта уже подлетал к нам ведомый.

— Саныч, это трындец! Ты это видел? Две ракеты разом ушли. Хренова математика этих конструкторов! Проверили они всё, — возмущался по внутренней связи Кеша.

Но оказалось, что Петров всё выдал в эфир. Весь Афганистан слышал, как мы отстрелялись.

— Кто там весь эфир забил⁈ Прекратить! — ворвался в радиообмен кто-то из начальства, кружащийся над районом боевых действий на борту Ан-26.

Лучше бы послушал, что у нас с двигателем.

— Так, 902-й, что у вас? Отказ правильно определили? — спросил появившийся в эфире собеседник.

Это был командир полка в Джелалабаде. Сегодня он руководил операцией на нашем направлении. До недавнего времени его и слышно не было.

Вопрос о правильности определения отказа не самый корректный. По всем признакам был помпаж, но достоверно можно определить только на земле.

— Помпаж левого. Перевёл двигатель на малый газ.

Тут в эфире возникла тишина. Все ждали какой-то ответ от руководителя операции. Но он переключился на контроль результатов ударов. Всё время торопил с докладами.

— 2-й, борт норма? — запросил меня ведомый, который вышел следом из атаки.

— Да. Левый двигатель на малом газу.

— Тоже видел, что две сошли. 902-й, вам парой на точку. Попали на «отлично», — дал мне команду авианаводчик.

— Понял. Спасибо за работу, — поблагодарил я в эфир и занял курс на Джелалабад.

Ещё раз