Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

Главный феромаркер наносится на платок-куфию. Завершив распыление, Алекс бережно сворачивает ткань, экономя фитиль и не позволяя тому растратить силы до начала представления. В следующую секунду в дверь стучат.

Лакей — тот самый, что проводил гостя в гримёрку, — стоит на пороге. Едва вдохнув воздуха комнаты, он морщится, покачивается и едва удерживается, чтобы не отступить. Феромоновые маркеры, сконструированные Бельмондо, предназначены не для него — постороннему они бьют в сознание, вызывая не управляемую, подконтрольную миму реакцию, но хаос и тревожное смятение…

— Пора, — говорит слуга, стараясь дышать как можно реже.

Подхватив письмо в пластиковом конверте, Алекс выключает музыку и быстрым шагом покидает комнату.

— Система кондиционирования отключена?

— Всё сделано в соответствии с вашими инструкциями. Хотел бы напомнить, что любая несанкционированная запись запрещена, и если…

— Протокол мне хорошо известен, — с намеренной грубостью обрывает его Бель.

Прислужник не обманывает — между кабинетом, где феромим готовился к таинству, и офисом господина Рогова всего семнадцать шагов. Секретарши, предупреждённой о скором визите необычного гостя, на месте нет.

Впустив Алекса в приёмную, лакей остаётся на пороге и многозначительно указывает подбородком на широкую ониксовую дверь. Кивнув в ответ, Бельмондо выдёргивает письмо из пакета и решительно входит к клиенту.

Рогов стоит спиной к двери. Лицом к панорамному окну, высматривая что-то, ему одному известное, в низком ноябрьском небе. Ах, как часто клиенты стоят вот так вот, спиной к чудно́му посетителю. Словно боятся. Или предвкушают.

Бельмондо знает, что те из получателей, кто впервые сталкивается с его ремеслом, даже отдалённо не представляют, что их ждёт. А ещё он знает, что после его спектакля ни одно погружение господина Рогова в инфоспатиум уже не будет столь ярким, как прежде…

Алекс видит в фиолетовом стекле отражение его лица — вытянутого, перекошенного, с огромным родимым пятном на оттянутой левой щеке. Несмотря на то, что хозяин кабинета не входит в высший управляющий эшелон компании, он принадлежит к чудовищной секте Ускользающих.

Это значит, что пять с лишним десятков лет назад, когда маленький Рогов едва появился на свет, его родители приняли решение отдать сына в касту будущих бхикшу. Избранных, одарённых определёнными физическими уродствами, внедряемыми им профессиональными пластическими хирургами. Чаще всего — в раннем детстве.

Алекс таких не понимает. Но спорить с тем, что физические изъяны помогают менеджерам корпораций вести важные торги с эффективностью куда большей, чем у их недеформированных коллег, не хочет.

Он по личному опыту знает, какие причудливые фортели подчас выкидывают мозг и сознание. Поэтому верит, что при переговорах с увечным Ускользающим физически-здоровый человек заведомо чувствует себя виноватым, психологически подавленным, открытым, ранимым и преисполненным ложного стыда. Внимание его рассеивается, концентрируясь на уродстве, и, сам того не понимая, собеседник Ускользающего попадает под эффект слепого пятна. А потому, как проговариваются в интервью сами бхикшу — чем страшнее уродство, тем выше комиссионные…

— Отец? — негромко произносит Алекс, стараясь подражать голосу с записи.

Это несложно. Обучение искусству пародии феромим прошёл, находясь ещё на второй стадии нейропластики. Мужчина у окна вздрагивает, поворачиваясь медленно, будто во сне. Его уже предупредили о получении «телеграммы», но он всё равно не до конца представляет, с чем сейчас столкнётся.

Толстосум разворачивается всем телом, недоверчиво глядя на Бельмондо, и в глазах его вспыхивает сверхновая.

— Что проис?.. — собирается вопросить он, но тут Алекс шагает вперёд и резко встряхивает скомканный платок, будто тот щедро забит мелкой арабской пылью.

Экстракт — тот самый, единственный в своём роде, разработанный и сконструированный лично для получателя на основании множества данных, предоставленных семьёй клиента, — вырывается на волю. Летит невидимой волной по дорогому, аляповато-вычурному кабинету. И вторгается в слизистую полости носа господина Рогова.

Вцепляется в неё миллиардом когтистых лапок, оккупируя обонятельные сенсорные клетки первого нейрона. Рвётся вглубь и ввысь, в мгновение ока проскочив по безмиелиновым нервным волокнам; прошибает горизонтальную пластинку решётчатой кости, и вот он уже в голове богача. Липокалины в его клетках дают немедленный ответ, начиная транспортировку навязанных извне соединений. Обонятельная луковица тут же выбрасывает белый флаг, аксоны пытаются бить тревогу и сообщить сознанию, что перед ним обман, пусть и очень качественный… но уже поздно.

Потому что феромон — это не просто запах, поглощаемый человеческим носом… Это куда большее, не до конца раскрытое даже при всех мощностях современной науки. И дальше начинается то, что сам Алекс называет не иначе, как волшебством.

Третий нейрон пал. Экстракт молотом реалистичного осознания лупит по корковому концу анализатора, парагиппокампальной извилине, и жадно добирается до височных долей больших полушарий мозга.

Зрачки Рогова превращаются в острия булавок и он пошатывается, узрев перед собой вовсе не человека, отчасти похожего на своего пропавшего сына. Он видит сына. Настоящего. Во плоти. Вернувшегося с ненужной крохотной войны. Живого. Хотя бы на девять минут…

С этого момента в голове Алекса включается второй таймер. Никто из феромимов не знает, почему эффект экстрактов действует столь кратковременно. Но 9 минут и 18 секунд уже давно стали священной мерой мер; отрезком, в котором настоящий профессионал обязан уместить бурное действо, достойное лучших театральных подмостков.

— У меня мало времени, отец, — говорит Бельмондо голосом погибшего сержанта.

Отработанным движением заматывает куфию на шее. Поднимает письмо, хотя и без этого наизусть помнит каждую строчку. Поднимает так, чтобы было видно университетское кольцо.

Теперь важно немного помолчать. Первая минута, проводимая в непростительно-расточительной тишине, остаётся самой важной. Она — мост для установки прочного соединения. Нарушить эти правила на старте означает почти завалить заказ…

Господин Рогов пытается возражать. Пытается узнать, как такое возможно. Всё это Алекс уже слышал не один раз. Слышал, равно как угрозы, мольбы и молитвы. Не давая клиенту перехватить инициативу, он с теплотой улыбается и свободной рукой указывает на кресло. Так, чтобы на запястье звякнул браслет именного серебристого хронографа.

— Пап, присядь, пожалуйста. Мне нужно тебе кое-что сказать…

Рогов падает в широкое кресло, как подкошенный сноп. Он опьянён случившимся. Его цитоархитектонические поля Бродмана и ассоциативная зона обонятельной системы захлебнулись ослепительными переживаниями, и Алекс может лишь гадать, что именно сейчас представляет себе богатей. Запах велосипеда, подаренного сыну на восьмой день рожденья? Волосы, пропахшие морской солью после поездки на море? Дым костра? Первый перегар, учуянный после школьного выпускного?

Он не хочет верить, но верит. Лопочет, используя до боли знакомые Белу термины «ангел» или «чудо Господне». Хозяин жизни с пятном на лице хотел бы броситься к феромиму,