Последние боги: Пробуждение - Марк Егорчев

Всё было в порядке. Просто тест. Просто стандартная процедура.

Черняк продолжал вызывать бойцов по одному. Половина группы уже прошла тест, когда он, листая бумаги, произнёс:

— Громова Ирина.

Она встала плавно, без суеты, и направилась к столу. Её шаги были лёгкими, движения — точными, как будто она уже знала, что хочет сказать.

— Присаживайся, — сказал Черняк, внимательно её разглядывая. — Итак, Ирина Громова, верно?

— Да, — спокойно ответила она, усаживаясь напротив него.

— Хорошо. — Он склонился над бумагами. — Как ты относишься к насилию?

— Это инструмент, — ответила Ирина без паузы. — Его применяют сильные, чтобы контролировать слабых.

Черняк хмыкнул, делая пометку.

— Что ты испытываешь, причиняя боль другому?

— Зависит от ситуации, — уголки её губ дрогнули, намекая на лёгкую улыбку. — Иногда удовольствие. Иногда ничего.

Черняк на секунду поднял взгляд, и его нервные пальцы замерли. В аудитории воцарилась странная тишина, будто все ждали продолжения.

— Хорошо… — медленно произнёс он. — А если бы тебе позволили всё? Любое насилие, любые поступки без последствий. Как далеко ты зашла бы?

Ирина на мгновение задумалась, затем пожала плечами:

— Думаю, я бы проверила границы.

— Интересно… — пробормотал Черняк, записывая что-то. — А теперь такой вопрос: если у тебя есть раненый товарищ, но его спасение угрожает выполнению задания, что ты выберешь?

— Выбора нет, — её голос оставался ровным. — Бремя слабых — их проблема. Я выполню задание.

Черняк на этот раз не стал делать вид, что скрывает удовлетворение. Его губы тронула лёгкая улыбка.

— Значит, эффективность для тебя важнее всего?

— Разве не в этом смысл? — спокойно ответила Ирина.

Он отложил ручку и внимательно посмотрел на неё. В воздухе повисла пауза.

— Интересные взгляды, Громова. Думаю, ты найдёшь здесь своё место. — Он снова что-то отметил в своих записях, затем жестом отпустил её. — Следующий!

Ирина встала, её лицо оставалось непроницаемым. Она прошла мимо меня, даже не взглянув в сторону.

Я снова почувствовал странное ощущение внутри. На мгновение что-то заворочалось в глубине, но тут же замёрзло, исчезло, словно его никогда и не было.

Наконец, Черняк отложил ручку и окинул зал долгим взглядом. Его глаза быстро пробежались по лицам бойцов, будто он уже знал, что скажет.

— Отлично, — сказал он, хлопнув ладонями по столу. — Теперь разделение.

Все замерли. В аудитории повисла тяжёлая тишина.

Черняк жестом подозвал одного из бойцов, стоявших у стены, и тот тут же шагнул вперёд, развернув сложенный лист бумаги.

— Когда я назову вашу фамилию, встаньте и следуйте за сопровождающим, — ровным голосом произнёс он. — Остальные остаются здесь.

Имена звучали одно за другим. Ирина Громова встала одной из первых, её лицо не выражало эмоций. За ней поднялись ещё несколько человек, чьи взгляды выдавали либо хищный азарт, либо холодную уверенность. Когда последняя фамилия была названа, их вывели за дверь. Она закрылась, и в аудитории вновь воцарилась тишина.

Черняк довольно выдохнул, словно избавился от лишнего груза, и улыбнулся оставшимся бойцам.

— А теперь, — раздался новый голос.

Дверь открылась, и в аудиторию вошёл Гуров. Его шаги были неспешны, взгляд холоден. Воздух в помещении будто сгустился, стал тяжелее.

— Настройка, — спокойно произнёс он.

Мы не задавали вопросов. Мы просто сидели и ждали.

Черняк сел за стол, склонив голову на бок, как будто наблюдал за лабораторным экспериментом.

— Расслабьтесь, — сказал Гуров, и его голос окутал сознание, проникая глубоко внутрь. — Отпустите ненужное. Оставьте лишь цель. Оставьте лишь долг.

Я чувствовал, как мысли замедляются. Ощущение было странным, будто внутри меня что-то стирают, но я не мог сопротивляться. Да и зачем? Всё было правильно. Всё было логично.

Слова Гурова вплетались в сознание, наполняя его абсолютной ясностью. Не нужно сомнений. Не нужно вопросов. Только порядок. Только долг.

Где-то на периферии я слышал голос Черняка. Он говорил о морали, о слабости эмоций, о том, что правильное решение всегда одно — приказ. Приказ выше личных желаний, выше любых привязанностей.

Я кивнул. Так и должно быть.

Где-то внутри меня что-то кричало. Но этот голос становился всё тише… и тише…

Время потеряло смысл. Сколько прошло — минута? Час? День? Всё слилось в одну точку, где существовало только одно: подчинение.

— Достаточно, — голос Гурова разрезал тишину, как нож.

Я моргнул. Сознание было ясным, чистым, как стекло после дождя. Никаких ненужных мыслей. Никаких отвлекающих эмоций.

— Ожидайте, — сказал Гуров.

Мы остались сидеть на местах. Просто ждать. Спокойно, молча.

Через пятнадцать минут дверь вновь открылась. За нами пришли.

Мы вышли из аудитории строем. Никто не говорил, никто не отставал. Всё происходило тихо, почти механически, как слаженный механизм.

В этот момент из другой аудитории вывели вторую группу — тех, кого тесты признали "перспективными" в другом смысле. Их направили в сторону бывшего общежития преподавателей, где ожидало совсем иное распределение. Они шли так же молча, но их взгляды были другими — не пустыми, а жадными, оценивающими.

Вторая группа, в которую входил я, Виктор и ещё несколько бойцов, двинулась к другому зданию — общежитию для студентов. Мы не оглядывались, не задавали вопросов. Нам этого не требовалось.

По дороге попадались рабочие — бледные, запуганные люди в грязной одежде. Они опускали глаза, стараясь не смотреть в нашу сторону. Некоторые копались в кучах металлолома, другие тащили мешки с чем-то тяжёлым. Мы шли мимо них, словно они не существовали.

Вдруг я услышал знакомый голос:

— Виктор! Марк! Это я, Андрей! — его голос был резким, надрывным, полным тревоги. — Очнитесь! Что с вами?!

Я заметил его краем глаза. Одежда испачкана, ткань местами порвана, лицо осунувшееся, под глазами тёмные круги. На спине висел мешок, слишком тяжёлый для него, руки покрыты ссадинами. Он выглядел как все рабочие лагеря — измождённым, усталым, сломленным. Но в его взгляде была искра — отчаянная попытка достучаться. — его голос был резким, надрывным, полным тревоги. — Алло, мужики?!

Шаги за спиной, дыхание, будто он пытался догнать нас, но ни я, ни Виктор не повернули головы. Мы просто шли вперёд, ровно, без колебаний.

— Чёрт! Виктор! Ты же меня слышишь, правда?! — крик стал громче, пронзительнее. Андрей был совсем рядом.

На мгновение в голове мелькнула мысль, что раньше этот голос значил для меня что-то. Но теперь… теперь он был просто шумом среди прочих.

— Бл…, да что с вами?! — донеслось снова.

Резкий удар. Глухой стон боли.

— Рабочим нельзя орать, — лениво бросил один из сопровождающих, высокий боец из основы гвардии. Его кулак снова врезался в живот Андрея, заставив того согнуться пополам.

— Может, ещё пару раз для профилактики? — усмехнулся второй.

Андрей попытался подняться, хватаясь за грязный мешок, но получил