Сирийский рубеж - Михаил Дорин

В момент отворота увидел, как огненный шар окутал корму и заднюю часть башни танка.

Слышно было, как над нами работают истребители. Радиообмен у них тоже плотный.

— Наблюдаю. Справа под 30°, дальность 40, — доложил лётчик одного из прикрывающих нас истребителей.

— Уходят вниз. Пикирую! — послышался голос Олега Печки.

На больших высотах идёт своя работа.

Но тут снова заработала сирена.

— Слева облучают, — произнёс я, выпуская «ложные цели».

В зеркале заднего вида видно несколько вспышек. Отвернул вертолёт вправо, скрываясь за складками рельефа. Но сигнал не пропал.

— Меня тоже. Кто видит пуск? — запросил в эфир Горин, который ещё даже не пустил ракету.

— 1й, по тебе пошла, — громко сказал в эфир Занин.

Тут появилась и она. Приближается теперь справа. Спутный след, словно серая гадюка, так и норовит «укусить». Только укус на предельно малой высоте может стать смертельным.

Ручку резко отклонил вправо, скрываясь за сопкой. Рядом произошёл взрыв, но вертолёт только слегка повело в сторону. А вот в ушах зазвенело!

— Продолжаем работать, — произнёс я, вновь выходя на боевой курс.

— 1-й, прикрываю справа. На холме, — произнёс Занин.

Смотреть на результат его работы времени не было. У нас главная цель — танки.

— Марка на цели! Пуск! — прицелившись, сказал Кеша.

Вновь ракета устремилась к цели. Дальность уже меньше. Всё же, колонна решила подойти ближе, чтобы достать нас и крупнокалиберными пулемётами, и управляемыми ракетами.

— Попал! — доложил Петров, но я и сам видел, как ещё один танк погрузился в облако дыма, а потом и загорелся.

Надо ли говорить, что так продолжалось несколько минут. Выход на боевой, пуск, отворот в безопасную сторону и работа по земле из пушки по наступающим мобильным подразделениям.

Но с каждым заходом на цель становилось всё сложнее. Эффект внезапности начал ослабевать.

— Влево ухожу, — в очередной раз доложил я, выполнив очередную атаку.

— «Сварка» работает справа! — подсказал Кеша, и я резко ушёл от очереди из зенитной установки.

При это чуть не зацепили сопку, подняв в воздух огромный столб пыли и песка.

— Парный пуск сработал! — доложил Занин, опробовав удар ракетами по двум рядом расположенным объектам.

Но не всё гладко прошло.

— Пожар правого двигателя, — прозвучал в эфире женский голос речевого информатора.

— 1-й, у меня. Потушил, правый выключил. Попали, — доложил Василий.

— Понял. Давай домой, — дал я команду, а сам замедлился, чтобы пропустить вперёд товарища.

Пристроился к нему справа и осмотрел двигатель. Гондола разбита, тянется сизый след и видна течь жидкостей.

— 101-й, 312-му, соседи активизировались. Дома предлагают заканчивать, — услышал я слова Олега.

— Понял. Работу закончил, — ответил я и занял курс в направлении базы.

Я держался ближе к левому борту Занина, чтобы в случае необходимости прикрыть. Всё же у него только один двигатель остался.

Долетев до аэродрома, Василий сел на полосу и начал заруливать на отдельную стоянку. Тут же его окружили техники, чтобы выяснить характер повреждений. Но пока этот борт всё равно не в строю.

Зарулив на стоянку, я сразу открыл дверь, чтобы вылезти.

— Саныч, как аппарат? — спросил у меня старший испытательной бригады.

— Норм, — показал я большой палец, похлопывая нагревшуюся обшивку вертолёта. — Что у Занина?

— Двигатель, шланги гидросистемы под замену. На этот случай есть у нас запас. Будем устранять, но за сегодня…

— Думаю, на сегодня хватит, — выдохнул я, снимая шлем с головы и утирая рукавом лицо от пота.

Комбинезон ещё не высох полностью после первого вылета. Сейчас он промок ещё больше. Я поднял голову и посмотрел на испепеляющее солнце. Как же оно ещё высоко!

Пока я снимал разгрузку, подошёл Кеша. По тёмным пятнам на его комбинезоне было видно, что он вспотел не меньше меня.

— Техники передали, — устало протянул он журнал подготовки вертолёта.

— Ага. Обычно сами дают, — тихо сказал я, наблюдая, как техсостав тащит на тележках какие-то ящики.

Я посмотрел по сторонам. Аэродром продолжал бурлить, напоминая большой человеческий муравейник. Воздух разрывали рёв двигателей истребителей, а на исполнительный старт уже готовилась вырулить пара Су-22, завешанная бомбами.

— И это первый день, — присел на корточки Кеша.

— Это первые часы, — добавил я, опустив голову вниз.

Почувствовал, как по кроссовку пробежала маленькая ящерица. Кеша тоже уловил это движение, но желания у него что-то делать пока не было.

— Ну вот, хотел ящерицу поймать, а сил нет, — сказал Иннокентий.

Я посмотрел на ящерицу, которая крутила своей головой по сторонам.

— Это руинная агама, Кеша. Пускай живёт.

Ящерица застыла, а потом резко сорвалась с места.

А в это время со стороны командного пункта к нам бежал наш любимый сирийский «посыльный».

— Лётчики на КП! — громко кричал он нам.

Так продолжалось весь день. Вылет, возврат, постановка задачи и опять по кругу. К вечеру, кажется, устала даже природа. Очередной вылет подходил к концу, а солнце всё никак не хотело скрываться за горизонтом.

— Хальхаль-контроль, и снова здравствуйте от нашего дружного экипажа, — в эфир доложил я, следуя обратным курсом с Голанских высот.

— Разрешил подход, 101-й. Посадка с ходу.

— Точно так, — ответил я.

— Саныч, вилка в оборотах. Может куда попало? — спросил Кеша по внутренней связи, еле сдерживая зевок.

— Не критично. На земле разберёмся. Возьми управление. Чё то я подустал, — произнёс я, выходя на автотрассу между Дамаском и Эс-Сувейдой.

— Командир… вух… глаза уже…

— Понял. Отдыхай, — произнёс я, понимая, что Иннокентий устал не меньше меня.

Шестой вылет за сегодня, а конца и края пока не видно. Голанские высоты буквально застланы чёрным дымом. Мы и авиация дивизии Салеха Малика, делали всё что можно в данной обстановке. И, похоже, израильтяне решили остаться на рубеже буферной зоны. К тому же невероятный марш-бросок с севера меньше чем за сутки совершила танковая бригада, оснащённая новыми Т-72.

Пролетев над забором авиабазы, я заметил, что интенсивность вылетов не снижается. Очередное звено, состоящее из двух МиГ-23 и двух Су-22 рулит по магистральной рулёжке.

— Хальхаль-старт, 101-й, к посадке готов, — доложил я, подлетая к площадке.

— Посадку разрешил, 101-й.

Зависнув над бетонкой, я приземлил вертолёт.

— Посадка, — произнёс про себя, опустив рычаг шаг-газ.

Через десять минут, мы с