Русский бунт. Интервенция - Алексей Викторович Вязовский

чего Академия только выиграла), так вдобавок — и превыше всего — большинство из 60 академиков не могло похвастать серьезными успехами. И сейчас они спрятались за спиной маститого деятеля мировой науки. Зачем? Чтобы скрыть свое ничтожество?

Есть такая замечательная профессия на свете — удовлетворять собственное любопытство за счет государства. Это про ученых кто-то сказал — довольно метко, если хорошенько подумать. Не то чтобы я людей науки не уважал, вовсе нет… Но и не мог не испытывать к ним некоторой настороженности. Так и тянуло спросить: а что ты, сукин сын в парике и черной мантии, сделал полезного для державы? В чем практическая польза от тебя, живущего на мои деньги?

Глупо с подобным аршином лезть даже к завалящему лаборанту и, тем более, к академику. Кто знает, а вдруг он совершил или вот-вот совершит открытие, которое прославит в веках не только персонально его, но и Россию? Он даже может об этом не догадываться — пути научного познания извилисты и загадочны, как сама жизнь. Всё я прекрасно понимал — и все равно ничего с собой поделать не мог. Как заказчик, как главный деньгодатель, я хотел видеть результат своих финансовых затрат на ту же Академию, на содержание ее членов здесь и сейчас. Дайте руками потрогать или, на худой конец, глазами посмотреть, прочитать, услышать.

Ничего удивительного, что мой подход академики разделяли. Только с обратным знаком. Хочешь от нас результат, гони деньгу. Вот так — просто и доходчиво. Как платите, так и работаем. Или иначе: вы делаете вид, что нам платите, а мы делаем вид, что работаем. Все, как в позднем СССР.

Конечно, на встрече с академическим сообществом эти виртуозы искусства красноречия мне эту мысль донесли в столь витиеватых выражениях, что нужно было сильно поднапрячь мозги, чтобы все это сообразить. Я сообразил. Проникся. И задумался.

Два направления, бесспорно, следует отнести к реальным достижениям.

Выдающиеся Академические экспедиции под общим руководством академика Палласа за шесть лет — во время, между прочим, тяжелой войны — совершили реальный научный подвиг, проведя описание обширных территорий Поволжья, Урала и Сибири, а также на Русском Севере, в Прикаспии и на Кавказе. Собрали богатейшие коллекции региональных природных и биологических ресурсов. Кавказский поход моего казанского визави Иоганна Гюльденштедта был составной частью этой эпопеи. Я был несказанно рад его видеть среди собравшихся — уже в мантии академика, а не профессора. Впрочем, все участники Академических экспедиций заслуживали серьезной награды лично от меня, о чем я не преминул сообщить собравшимся. Вставить шпильку Палласу за непозволительные шалости всегда успею. (1)

Второе направление сводилось не к большой группе ученых, а к одному лицу, к почтенному Леонарду Эйлеру — подлинной глыбище российской науки. Мне не хотелось его хоть чем-то унизить в присутствии коллег. А посему я свернул обмен мнениями и, наплевав на приличия, подхватил старика под руку и утащил в свой кабинет. И там припер его к стенке неопровержимыми фактами. Например, тем, что вице-президент Академии годами не посещал ее заседания, и не потому, что ленился, а потому, что там сложилась невыносимая атмосфера.

Старик пустил слезу:

— Ну, что вы хотите, государь? — всхлипывал он. — Этот Орлов, он же довел Академию до полнейшей анархии. Он уволил большинство художников, продал за бесценок многие книги, отказал во вступлении в наши ряды выдающимся французским ученым, а принял лишь Дидро и Гримма. Последний за семь лет ни разу не выступил с публичным докладом. Академия в долгах. Здание в отвратительном состоянии. Химическую лабораторию разграбили. Вы правы, ваше величество, я перестал туда ездить на заседания.

Увы, Америки мне великий ученый не открыл. Я уже все это знал, и у меня был план.

— Гатчина. Я передам Академии дворец моего сына, но оставлю его на своем коште, буду оплачивать кабинетными деньгами (2). Хорошо, что там еще не приступали к внутренней отделке. Все оборудуем в соответствии с пожеланиями ученых. Лаборатории, жилые помещения…Но и дам им план научных изысканий, которые требуется выполнить, чтобы отработать мою щедрость. И туда отправятся только те, кто действительно будет работать, а не благодушествовать за пожизненным званием академика.

Эйлер промокнул платком слезящиеся глаза и грустно усмехнулся.

— И кто же будет решать, кто достоин, а кто нет? Сборище академических болтунов? Или очередной временщик?

— Вы будете решать. Лично! Только вам доверяю. Екатерине была нужна не Академия, а выставка. Перед друзьями-просветителями хвалиться. Мне же нужны открытия! И те, кто их сможет внедрить или показать пути, как это можно сделать.

Эйлер долго сопротивлялся, не желая взваливать на плечи такой груз, становиться объектом черной зависти и интриг, шельмования перед европейским научным сообществом коллегами. Наконец, он сдался, выговорив себе двух помощников в рангах вице-президента и ученого секретаря по своему выбору, и был настолько любезен, что осведомился, не может ли он оказать мне какой-то услуги.

— Можете. Мне нужны лучшие мастера фейерверков, химик, готовый работать с взрывчатыми составами, и толковый математик, — честно изложил я свою потребность.

— Боже, и вы туда же, в игрушки? Вы! Тот, кого называют Арканумом и обладателем чистого знания⁈

— Нет, почтеннейший учитель, речь о другом. Мы будем создавать чудо-оружие.

* * *

После этой памятной встречи прошло почти три месяца. В самые сжатые сроки я получил готовый прототип и тысячу заготовок для начинки моих… ракет. Да-да, все проще паренной репы: я «создал» «Катюшу» для своей армии.

Ничего особого изобретать не пришлось, лишь добавить ряд важных деталей и подсказать конструкцию. Идея давно лежала на поверхности, а в Индии в княжестве Майсур ракеты и даже ракетные установки появились давным-давно, и вот-вот солдаты ост-индской армии с ними познакомятся. Потом англичанин Конгрэв украдет эту концепцию и добьется впечатляющего результата при осаде Копенгагена. Все это теперь, возможно, и не случится, потому что я готов выпустить джина из бутылки. Но с соблюдением строжайшей конспирации, с разделением главных этапов сборки всей конструкции, тщательным подбором допущенных к ним мастеров и с получением от них подписок о неразглашении под угрозой смертной казни. Враг не дремлет! Остроконечную пулю поляки уже пробуют перенять, уверен, что Фридрих уже точно ей вооружится. Шрапнель тоже не бином Ньютона, можно освоить.

Так что строгости нужны. Я не хотел, чтобы ракетное оружие попало в чужие руки и было использовано против моих же войск. Если оберегать свои секреты, то моим противникам придется изобретать свою версию. Быть может, им попадется в руки неразорвавшаяся ракета или