Корпорация лжи - Эдуард Сероусов

– Что теперь? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я так понимаю, разговор о снисхождении не имеет смысла?

– Почему же? – Пронин поднял брови. – Вполне имеет. Видите ли, Максим Андреевич, у нас есть два сценария развития событий.

Он загнул один палец.

– Первый: вы упорствуете в своей оппозиции, отказываетесь сотрудничать. В этом случае вас ждет закрытый суд по статьям о государственной измене, шпионаже и саботаже. Приговор, я думаю, вы можете представить сами. И поверьте, до исполнения приговора вы проведете достаточно времени в наших… специальных учреждениях. Малоприятный опыт, как показывает практика.

Он загнул второй палец.

– Второй сценарий: вы признаете свои ошибки, соглашаетесь сотрудничать, помогаете нам выявить оставшихся членов сети Северова и других потенциальных противников "Призмы". В этом случае мы можем обойтись… более мягкими мерами. Например, принудительным лечением в психиатрической клинике. Через год-другой, при хорошем поведении, возможно даже возвращение к нормальной жизни. Под наблюдением, конечно.

Максим смотрел на Пронина, пытаясь понять, насколько искренним было это предложение. Генерал выглядел серьезным, но что-то в его глазах подсказывало, что он не раскрывает всех карт.

– А есть третий вариант? – спросил Максим.

– Какой же? – заинтересовался Пронин.

– Вы просто меня убиваете. Инсценируете самоубийство или несчастный случай. Чисто и быстро, без судов и психушек.

Пронин усмехнулся.

– Вы слишком насмотрелись фильмов, Максим Андреевич. Мы не убийцы. Мы представители закона и порядка. Все наши действия строго регламентированы и документированы.

– Но не все документы доступны общественности, – заметил Максим.

– Разумеется, – согласился Пронин. – Государственная тайна – это серьезно. Но поверьте, мы предпочитаем действовать в рамках закона. Даже если этот закон… адаптирован под наши нужды.

Он закрыл папку и посмотрел на часы.

– У вас есть время подумать до утра. Завтра мы продолжим нашу беседу, и я надеюсь услышать разумное решение. А пока вас проводят в камеру. Не самые комфортные условия, признаю, но вполне приемлемые для временного пребывания.

Пронин встал и направился к выходу. У двери он остановился и обернулся.

– И да, на вашем месте я бы не рассчитывал на "протокол немедленной публикации", который вы активировали в машине. Эта флешка, как и весь план Северова, была под нашим контролем с самого начала. Никакой публикации не будет.

С этими словами он вышел, оставив Максима наедине с молчаливым сотрудником в штатском.

– Пойдемте, – сказал тот, открывая наручники. – Я провожу вас в камеру.

Максим встал, растирая затекшие запястья, и последовал за ним. Они прошли по длинному коридору с голыми бетонными стенами, спустились на лифте куда-то вниз, затем еще один коридор, на этот раз с металлическими дверями по обеим сторонам.

Сопровождающий остановился у одной из дверей, открыл её электронным ключом и жестом пригласил Максима войти.

– Располагайтесь. Ужин принесут через час. Туалет там, – он указал на маленькую дверь в углу камеры. – Если что-то понадобится – есть кнопка вызова. Но я бы не советовал злоупотреблять.

Дверь закрылась с тяжелым металлическим лязгом, и Максим остался один в маленькой камере – примерно три на два метра, с узкой койкой, столиком, привинченным к стену, и унитазом за перегородкой. Никаких окон, только тусклый свет от лампы под потолком, защищенной металлической решеткой.

Он сел на койку и обхватил голову руками. Ситуация казалась безвыходной. Если Пронин говорил правду, то все его союзники либо оказались предателями, либо были арестованы. "Призма" не только не была остановлена, но и усовершенствована благодаря его же действиям. А сам он оказался в руках ФСБ, с перспективой многолетнего заключения или принудительного "лечения" в психиатрической клинике.

Но что-то не давало Максиму покоя. Что-то в рассказе Пронина не складывалось. Если они действительно контролировали ситуацию с самого начала, зачем такие сложные маневры? Зачем позволять ему встречаться с Северовым, внедрять код, активировать "протокол публикации"? Почему просто не арестовать его в тот момент, когда он впервые проявил интерес к "Призме"?

И самое главное – была ли Алиса действительно двойным агентом? Или это еще одна манипуляция Пронина, пытающегося разрушить последние остатки доверия Максима к возможным союзникам?

Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Максим лег на койку, глядя в потолок. Нужно было сохранять ясность мышления, не поддаваться панике или отчаянию. Даже в такой ситуации должен быть выход. Нужно только его найти.

Время тянулось мучительно медленно. Без часов и возможности видеть дневной свет Максим быстро потерял ощущение времени. Принесли ужин – какую-то безвкусную кашу и хлеб, – затем выключили свет, оставив лишь тусклое ночное освещение. Потом снова включили, принесли завтрак. День и ночь смешались в бесконечную серую полосу.

Наконец, дверь открылась, и в камеру вошел тот же молчаливый сотрудник в штатском.

– На выход, – коротко скомандовал он. – Вас ждут.

Максим встал и последовал за ним. Снова коридоры, лифт, повороты. На этот раз их путь закончился не в допросной, а в просторном кабинете с окнами, из которых открывался вид на Москву-реку. За столом сидел не Пронин, а Виктор Савин собственной персоной.

– Максим, мой мальчик, – он встал и развел руками, словно встречая старого друга. – Присаживайся. Нам нужно серьезно поговорить.

Максим сел в кресло напротив, настороженно наблюдая за CEO "НеоСферы". Савин выглядел как всегда безупречно – дорогой костюм, идеальная прическа, ухоженные руки с массивным перстнем на мизинце. Только глаза выдавали усталость и напряжение.

– Я разочарован, Максим, – Савин покачал головой. – Очень разочарован. Я видел в тебе преемника, человека, способного продолжить моё дело. А ты решил всё разрушить.

– Ваше "дело" – создание системы тотального контроля над сознанием миллионов людей, – холодно ответил Максим. – Да, я хотел это остановить. И не жалею об этом.

– Ты так ничего и не понял, – Савин вздохнул. – "Призма" – это не инструмент контроля. Это инструмент эволюции общества. Способ преодолеть хаос и иррациональность, свойственные человеческой природе.

Он встал и подошел к окну.

– Посмотри на этот город, Максим. Миллионы людей, каждый со своими страхами, амбициями, заблуждениями. Они воюют друг с другом, страдают от неопределенности, принимают решения, основанные на эмоциях, а не на разуме. И это приводит к конфликтам, кризисам, войнам. "Призма" может это изменить. Сделать общество более гармоничным, более… предсказуемым.

– За счет превращения людей в послушных марионеток, – возразил Максим. – Это не эволюция, Виктор Анатольевич. Это регресс.

– Сильное слово, – Савин повернулся к нему. – Но я бы назвал это иначе. Оптимизация. Как в любой сложной системе, в обществе есть шумы, помехи, нежелательные флуктуации. "Призма" просто сглаживает их, направляет энергию в конструктивное