Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

но Гутхорм меня отговорил, дескать, нельзя убивать неповинного человека, который просто собирает сучья для очага. Вот эта доброта его и погубила – тот старый хрен небось живо похромал к вестфольдцам и донес на нас!

– Предал нас на смерть за тухлый селедочный хвост! – с горечью бросил кто-то из людей Хаки.

– Они накнулись на нас из чащи, сразу со всех сторон, их было не меньше полусотни. Правда, ребята? Мы бились, как волки, и Гутхорм тоже.

– Посмотри, госпожа, сколько нас осталось! – Другой хирдман махнул перевязанной рукой. – Половина полегла в том проклятом ельнике!

– Да и мы все ранены! – пожаловался третий. – Едва добрались!

– Мы выбрались только милостью богов! – подтвердил Хаки. – Я не бросил бы Гутхорма, была бы хоть маленькая надежда его вызволить, хоть вот с этот камешек! Но нас осталось пятеро, а их было с полсотни. Его утащили, и нам оставалось только спасать свою жизнь. Мы едва сумели от них оторваться в темноте. Я хотел следить за усадьбой, посмотреть, куда его повезут, но подумал, что Сигурд конунг должен скорее узнать, что его единственный сын…

Хаки замолчал, помотал головой, будто исчерпал запас горестных слов.

Несколько мгновений Рагнхильд смотрела на него, прикидывая, не сон ли все это. Потом развернулась и побежала вниз по склону к конунговой усадьбе.

– Рагнхильд, прости меня! – полетел ей вслед отчаянный призыв. – Я бы отдал жизнь за него, но злые дисы были против…

Рагнхильд с криком ворвалась в теплый покой и переполошила всю усадьбу. Толпа побежала к злополучной яме, но Хаки с пятью парнями уже сам подходил к воротам. Стоя перед очагом, он заново изложил свою печальную сагу, уже более складно и внятно, но смысл ее оставался так же горек.

– Да, я принес тебе худую весть, конунг… но есть и одна хорошая. Мы все же сумели выведать кое-что полезное. Нам рассказал тот старик с хворостом, поэтому я и согласился оставить его в живых. В Хадаланде сейчас только Рёгнвальд, а Хальвдан Черный, этот тролль с вороньим клювом вместо носа, убрался в Вик и оттуда поплывет в Согн. Дисы наказали его за все его злые дела. Пока он пытался отнять у добрых людей их законные владения, дисы отняли у него единственного сына, так что и земли ему больше не нужны – некому будет их оставить.

– Как – отняли? – воскликнул Сигурд, в смятении чувств не сразу понявший, о ком идет речь, кто потерял единственного сына – он сам или Хальвдан. – О чем ты?

– Его, Хальвдана, единственный сын, Харальд, умер в Согне, где считался конунгом. Он там унаследовал власть после своего дела, Харальда Золотой Бороды, хоть ему и было всего-то десять лет, если не меньше. А теперь мальчонка умер. То ли от болезни, то ли лошадь его сбросила, старик точно не знал. Но что Харальд-младший мертв – он уверен. Хальвдан получил эту весть, оттого и развернул свое войско. Он ушел в Согн, чтобы его не потерять, раз уж там не осталось конунгов. Если дисы к нам благосклонны, то он засядет там надолго. А Рёгнвальда он оставил в Хадаланде, чтобы следить за тобой. И вот теперь…

– И теперь Рёгнвальд, не сделав ни шагу, даже не взявшись за меч, получил такую добычу – моего сына! – сурово подхватил Сигурд.

Он стиснул зубы и ничего не добавил. Что толку вспоминать о своих дурных предчувствиях и сетовать на злобу норн! Сына нужно как-то спасать, и Сигурд в смятении прикидывал: если он сейчас прикажет войску выступать и неожиданно подойдет к той усадьбе – Хаки покажет, где это, – удастся ли вызволить сына, или, наоборот, он только его погубит? Он не мог этого угадать. Стоило поскорее узнать волю богов.

О том же думала королева Тюррни. Узнав все самое главное, она поспешно скрылась в спальном чулане, чтобы люди не видели ее смятения.

– Мой бедный мальчик! – сквозь слезы приговаривала она, когда Рагнхильд пришла к ней туда. – Этого я и боялась! Рагнару было пятнадцать, когда его поглотила Хель… Гутхорму – только четырнадцать. За что дисы так озлились на моих сыновей? Разве я сделала им что-то плохое? Я всегда, всегда выполняла все, что от меня требовали… Никому не отказывала в помощи, будто то хоть жены йотунов… Я отдала бы той старухе мое самое лучшее платье, если бы она попросила. Отдала бы и больше, я ведь понимаю, что такие «матушки» могут испортить нечто поважнее одежды. Но она сама подарила мне платье – платье Мальфрид! Если ей было что-то еще от меня нужно, пусть бы сказала!

– Но, может, стоит спросить ее сейчас? – предложила Рагнхильд, обнимая мать за плечи. – Неужели ты не знаешь, как вызвать ее на разговор?

– Я знаю… – Тюррни перестала плакать и подняла голову. – Мы спросим ее. Пусть она только скажет, чего хочет, я ничего не пожалею! Отдам ей то платье назад, может, так удастся выкупить нашего мальчика!

Послушав жену, Сигурд отложил решение до утра. Стемнело, усадьба затихла, но дозорные стояли и снаружи, и на двух ближайших горных перевалах, а всем мужчинам Сигурд велел держать оружие под рукой. Тюррни и Рагнхильд вдвоем сидели у слабо горящего пламени очага.

– Ты научишь и меня вызывать ту старуху? – прошептала Рагнхильд.

– Да. Научу. – Тюррни сохраняла внешнее спокойствие, но Рагнхильд, сидя рядом, ощущала, что мать дрожит. – Раз пошли такие дела… мы все в опасности… и ты тоже. Ты должна уметь позвать ее. Иногда она помогает просто так, иногда хочет взамен дар или услугу, но может выпасть такое, что отдашь что угодно за ее помощь…

Рагнхильд думала, что они пойдут куда-то далеко, в горы, искать пещеру, где ее мать принимала роды у старухиной дочки. Но приближалась полночь, а Тюррни все сидела у очага в теплом покое. Вокруг все спали, слышалось только сопение и похрапывание, да потрескивали дрова в очаге. Взгляд Рагнхильд скользил по длинному ряду оленьих и лосиных рогов вдоль стен, по развешанным шкурам крупных зверей – оленей, медведей, волков, вепрей, рысей. Все это были свидетельства охотничьей ловкости и удачи ее отца.

Вдруг раздался звук, более всего похожий на низкое рычание, и Рагнхильд вздрогнула – подумалось, что ожила и зарычала какая-то из шкур на стене. Но звук шел со спального помоста. Какой-то человек в ряду лежащих вскочил на ноги. Рагнхильд ахнула – и узнала Хаки. В руке у него вдруг оказался меч! Свое оружие Хаки держал поближе, сложив под помост, но теперь схватил его и выдернул из ножен!