Тихая пристань - Анна Рогачева

— Мама, смотри, кашка! А вон — заячья травка! Петька, не топчи, она же живая!

Петька, с лукошком за спиной, терпеливо обходил указанные сестрой растения, но его взгляд был прикован к верхушкам сосен.

— Мам, — сказал он, остановившись. — Смотри вон на ту, кривую. Гнездо, кажись, ястребиное. Если осенью птенцы будут, можно попробовать… для охоты…

Он говорил о ловчей птице, о чем-то неслыханном для простого крестьянского парня. Но в его голосе звучала не пустая мечта, а расчет. Он мыслил уже не как ребенок, а как хозяин, планирующий будущее.

— Об этом погодя, — улыбнулась Арина, срывая душистый лист смородины. — Сначала — крыша над головой, которая не течет. Потом — соколы.

— А у нас будет своя крыша? — спросила Машенька, подбегая и хватая мать за подол. — Не в хлеву, а настоящая? С окошком на солнышко и лавочкой у двери?

Вопрос висел в воздухе, простой и страшный своей грандиозностью. Своя изба. Свой порог. Не по милости Агафьи, не в качестве беженцев, а как полноправные, отдельные люди.

Арина опустилась на корточки, глядя в сияющие глаза дочери.

— Хочешь свой дом, ласточка?

— Хочу! — Машенька захлопала в ладоши. — Чтобы у меня своя кроватка была! И чтобы Петьке полка для его ножей! А тебе — большой стол, чтобы шить! А на окошке — герань, как у тети Гаши, только наша!

Петька молча слушал, но в его сжатых кулаках читалось напряжение. Он тоже хотел. Он, может быть, хотел этого больше всех — не просто кровати, а крепости. Места, которое будет их и только их, которое он сможет охранять и обустраивать.

— Своя изба… — протянула Арина, глядя сквозь деревья на солнечную поляну. — Это не просто бревна и крыша, детки. Это — труд. Недели и месяцы труда. Нужен лес. Нужны руки. Нужен… надел. Земля, на которой можно ее поставить.

— У тети Гаши земли много, — практично заметил Петька. — За хлевом — пустошь, в крапиве. Никто не пользуется.

— Это земля Степана, ее мужа, — поправила Арина. — И он вернется. Он просто опять на заработки подался.

— А если… если мы ему заплатим? — не сдавался Петька. — Я буду на него работать. Или… или мы найдем клад!

Последнее было сказано с такой детской, отчаянной верой, что Арину пронзило щемящей нежностью. Она обняла обоих, прижав к себе.

— Клад нам не нужен. Нужны руки и голова. И время. Но… — она сделала паузу, глядя на их оживленные лица. — Но если вы оба этого хотите… мы можем начать думать. Как взрослые. Мы можем присмотреть место. Можем потихоньку, по палке, заготавливать дрова — на берегу реки валежник хороший лежит. Можем… могу я брать заказы не только едой, а копейкой. Медной. И мы заведем глиняную кубышку, будем класть туда каждую заработанную копеечку. На гвозди. На коноплю для пеньки. На окошко со стеклом.

Она говорила о неслыханной роскоши — стеклянное окно! Но она говорила не для того, чтобы обмануть. Она рисовала план. Цель. И дети, слушая, замирали, впитывая каждое слово. Их мечта из воздушного замка превращалась в список задач. Это было страшно и захватывающе.

— Я буду лучше работать! — выпалил Петька. — Буду браться за любую работу! И рыбу ловить — продавать!

— А я… я буду ягоды лучше собирать! И курочек заведу! Они яйца будут нести! — включилась Машенька.

В этот миг, на солнечной поляне, пахнущей хвоей и земляникой, они перестали быть беглецами. Они стали семьей с проектом. И этот проект назывался «Дом».

Возвращались они с полными лукошками и с горящими глазами и полными головами планов. Их азарт не укрылся от Агафьи, когда та увидела их за ужином — перешептывающихся, строящих в воздухе стены и расставляющих мебель.

— О чем шепчетесь-то? — спросила она, не без добродушной ухмылки.

— О доме, тетя! — не сдержалась Машенька. — Мы свою избу построим! На пустоши! С окошком!

Агафья замерла с ложкой в руке. Ее улыбка сползла. Она перевела взгляд на Арину.

— Сестра… ты это серьезно?

— Мечтаем, — осторожно сказала Арина. — Пока только мечтаем.

— На пустоши… — Агафья покачала головой. — Земля та… она неудобная. Склон, весной подтапливает. Да и Степан…

— Мы ни на что не претендуем, Гаша, — мягко прервала ее Арина. — Просто… если у человека нет цели, он как лист по воде. А у детей должна быть мечта. Пусть даже далекая.

Агафья вздохнула, что-то пробормотала про «несбыточное» и принялась хлопотать у печи. Но позже, когда дети уснули, она подошла к Арине, которая при свете лучины чинила очередной зипун.

— На пустоши, говоришь… — начала она негромко. — Место и правда не ахти. Но… есть другой вариант. Старая изба, за околицей, у старого Тихона. Он помер прошлой зимой, наследников нет. Сруб стоит, крыша течет, но основа крепкая. Земля вокруг — ничья, общинная. Если управиться до того, как староста ее кому спишет… можно застолбить. По закону — если поставишь избу на общинной земле и проживешь год, она твоя.

Арина подняла глаза от работы. В глазах Агафьи не было прежнего страха. Была сложная смесь зависти, восхищения и какой-то усталой солидарности.

— Ты почему говоришь?

— Потому что выжила, — просто сказала Агафья. — Ты и дети. Не сломались. И… и я вижу, как Петька на тебя глядит. Как мужчина. Он уже не ребенок. Ему нужна своя земля. Хоть клочок. А Машеньке — своя скамейка у двери. — Она помолчала. — Я не помогу деньгами. Их нет. Но могу сказать, как подойти к старосте. И… у меня есть старые, еще материны полотенца, домотканые. Хорошая холстина. На занавеси, на половички сойдут.

Это был огромный дар. Не материальный, а стратегический и человеческий.

— Спасибо, сестра, — выдохнула Арина.

— Не за что, — Агафья махнула рукой и ушла в темноту, но ее плечи казались менее ссутуленными.

На следующий день, отправив Петьку с Гришкой на поля с особым заданием «между делом осмотреть старый дом Тихона», Арина взяла Машеньку и пошла в село. Не за заказами. Она шла с конкретной целью — поговорить со старостой, Федотом Митричем.

Федот был не злым, но осторожным, как старый барсук. Он помнил и про пана Гаврилу, и про «историю с ведьмой», которую, к счастью, удалось замять. Он принял Арину в своей избе, заставленной неуклюжими лавками и пахнущей овчиной и луком.

— Чего надо, Арина? — спросил он, не предлагая сесть.

— Земли, Федот Митрич, — прямо сказала она. — Клочок. Под избу. Детям нужен свой угол.

Староста хмыкнул.

— Где ж я тебе землю возьму? Вся поделена. Да и ты… ты ведь не здешняя. Пришлая.

— Пришлая, да оседлая, — парировала Арина. —