Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б.

Хорошо же, подумал Жека пока ещё неопределённо, но уже кое-что предполагая.

Они развернулись и ушли.

Глава 12

Воробей летел к поляне едва ли не бегом, своей отчаянной надеждой он немного заразил и Жеку. И когда впереди издали что-то заблестело, они рванули туда со всех ног. Неужели?! Но нет, это просто вода серебрилась в пруду, пускала свои глупые блики сквозь стволы ив и берёз.

Поляна встретила их бездушной пустотой.

— Я домой не пойду, — проговорил Воробей убитым голосом.

Они побрели куда глаза глядят, в другую от дома в сторону. Забирать свой велосипед с лодочной станции Жека не стал. Солнце держало свой путь к дальним холмам, день клонился к вечеру.

Воробей совсем пригорюнился. Он шёл, загребая сандалиями пыль, полностью погрузившись в невесёлые думы. Когда тропинку перебежала крупная зелёная ящерица, он не погнался, а только цыкнул на неё зубом. Потом, когда проходили мимо высокой старой акации, он сорвал с низкой ветви её зелёный плод, маленький продолговатый стручок, сделал из него пищик и теперь напискивал что-то очень печальное.

— Не ссы, братан, прорвёмся, — попытался Жека внести бодрости в обстановку.

Ему уже пришла в голову одна идея, и теперь он её всесторонне обдумывал.

Носы защекотал вкусный навязчивый запах, и друзья обнаружили себя у серой блочной стены. Стена была им знакома, это была стена хлебозавода. И друзья знали, где через неё можно перелезть. По заросшей сорняками изнанке хлебозаводского двора они прошли вдоль высоченного здания цеха. В одном из его изгибов имелось небольшое окно непонятного назначения. Оно было открыто, оттуда валил густой пар, а вокруг витал бесподобный запах. Жека много раз залезал сюда с пацанами, но хлеб никогда сам не выпрашивал — не мог, стеснялся. Вот и сейчас голову в окно сунул Воробей. Его простодушная морда подходила для этого, пожалуй, действительно лучше, к тому же сейчас она была такой грустной, что без слёз не взглянешь.

— Тёть, а дайте хлебушка…

В окне показалось румяная женская голова в белой косынке, а потом оттуда протянулось нечто чудесное: большущая плетёнка с маком, круглая и горячая. В магазинах такие удавалось купить не часто — их сразу разбирали.

— Спасибо!!! — заорали друзья в один голос.

— Да тише вы, — заулыбалась женская голова.

Жека помнил, как взрослые предостерегали есть горячий хлеб, будет, мол, заворот кишок. Звучало устрашающе, но и совсем неправдоподобно: куда там эти кишки будут заворачиваться, что за ерунда — и уплетали горячий хлеб все за милую душу. Тётки в пышущем паром окне всегда угощали детей, отказывали очень редко, и случалось это скорее всего оттого, что нечего было дать: всю продукцию отгрузили, а новое ещё не вышло из печей. Чаще всего Жека с друзьями разживались здесь обычными прямоугольными буханками с коричневой зажаренной верхушкой, тоже вкуснейшими в своей горячей свежести. Так что сегодняшняя плетёнка была редкой удачей.

Они разломили добычу напополам и поглотили, обжигаясь и дуя на пахучую мякоть. Не стали отыскивать, где бы присесть, захавали всё прямо на ходу. Булка, несмотря на всю свою громадность, упала в их голодные утробы как в пропасти. Только покончив с подарком добрых пекарских тёток, Жека понял, как же зверски он был голоден. А ещё ощутил, что чувство это никуда не делось. С Воробьём было то же самое.

Тогда они направились туда, где большие серые ангары отбрасывали длинные тени, кругом что-то гудело и лязгало, под ноги лезли трубы и рельсы, а между нагромождений плит и кучами щебня бродили люди в спецовочных комбинезонах. Здесь, в отличие от хлебозавода, никаких заборов почему-то не было. В этих производственных местах можно было набрать плоских железяк в форме буквы Ш (или Е, это с какой стороны посмотреть), что валялись там во множестве и, если их правильно запустить, летали не хуже старых крышек от банок с закаточными огурцами и помидорами, да и кроме этих неясного предназначения буквовидных железок там было много другого интересного. Но Жека с Воробьём пришли туда сейчас не за этим. Друзья направлялись в заводскую столовую.

Денег с собой на рыбалку они не брали, но, ожидая, пока цыгане наиграются с Жекиным великом и мячом, Воробей нашёл и выковырял из засохшей земли маленький белый десюлик, так что теперь деньги у них имелись и этого должно было хватить.

И этого, можно сказать, хватило: проведя поднос вдоль съестного ассортимента, друзья взяли два капустных салата, что стоил две копейки порция, и на оставшиеся шесть копеек — одну котлету на двоих. Женщина за кассой, пожилая и восточная, спросила, нужен ли им хлеб, а когда оценила их платежеспособность, сунула два куска бесплатно. Мало того, чуть позже она выбралась из-за кассы и, ворча о Жекиной с Воробьём худобе, принесла им по пирожку с картошкой и два компота из сухофруктов. Самой ей, кстати говоря, худоба совсем не грозила.

Из своих детских лет Жека помнил всякое, не только хорошее, разного там хватало. То, что им с Воробьём встретились сегодня подряд добрые люди, он воспринимал как некоторую компенсацию мироздания за предыдущее цыганское бедствие. В котлете, правда, попалась острая косточка, ну так не всё же коту Масленица.

Едоков за здешними не самыми чистыми столиками почти не было, только пара работяг в потёртых робах неспешно ковырялась в тарелках с каким-то подозрительным рагу, да сидящий под воззванием «Помоги товарищ нам, убери посуду сам!» задумчивый мужик в клетчатой рубахе медитировал над борщом.

Жека допил компот, стакан с темневшими на дне сухофруктами подвинул к Воробью — сам он такое не любил, а Воробей, как теперь вспомнилось, поедал с большим удовольствием. Потом Жека поделился с другом своим планом.

Жека решил угнать у цыган машину и потом обменять её на велосипед.

***

Заросли кустарника, что граничили с цыганской улицей, занимали изрядную площадь, и это играло Жеке с его товарищем Воробьём на руку, помогало прокрасться в нужное место незамеченными. Пробираться там, правда, было не везде удобно, кое-где пришлось повоевать с колючками, а пару-тройку особенно заросших участков вообще проползали на четвереньках.

Кусты тут и там изобиловали жизнью,