Невестам положено плакать - Александра Довгулёва

достиг живой плоти. Он со звоном ударился обо что-то неразличимое глазу. Спутанные волосы метались из стороны в сторону. Гленна увидела лицо девушки и ужаснулась. Больше в нём не было ничего человеческого.

Чем бы ни была козопаска — человеком ли, или другой тварью, её точно касалось колдовство. Самое настоящее, то, от которого матери берегут своих детей, пришивая к пелёнкам булавки и вкладывая ножницы в колыбели. Тварь нападала на Борса, раз за разом, да так быстро, что и уследить было нельзя. Она добралась до него: оцарапала правую кисть. Защитник Гленны отвлёкся всего на мгновение, а козопаска уже выбила меч у него из рук. Она целилась в горло. Может, ей под силу было сломать ему шею?

Гленна, скованная ужасом и растерянностью, будто бы из воды вынырнула. Охапка веток всё ещё была у неё в руках. Совершенно не думая о том, что творит, девушка бросилась навырочку и что было сил ударила неблагую тварь. Та поняла, что удара стоит ждать со спины. Развернулась, но Гленне повезло. Ветки полетели прямо в лицо неблагому созданию. Глаза козопаски расширились от ужаса. Одна из палок впилась в плоть, заставив ту шипеть, точно прижённую раскалённым прутом. Гленну охватил ужас. В глаза ударил отражённый лезвием меча солнечный луч. Брызнула кровь. Багряная, точно такая же, как у людей. Белокурая голова упала на землю с глухим стуком. Тело же осело на колени, точно было ещё живо, и завалилось на бок. Лик девушки вновь был безмятежным и походил на статую. Ту самую, что лежит ныне среди зарослей вьюнка всеми позабытая.

Взгляд Гленны медленно изучал то, что было перед ней, а разум не мог осознать. Ей казалось, что время остановилось. Она как заворожённая, смотрела на тело той, что была к ней добра. Ей всё ещё казалось, что она всего лишь несчастная помешанная, которую отправили в лесную хижину из милосердия. Взгляд споткнулся о подол зелёного платья. Тот чуть задрался, обнажая кончик ноги. Гленна склонилась, откидывая ткань и чуть не упала отшатнувшись: длинная юбка больше не скрывала козьи копыта.

Борс удержал её.

— Ты что-нибудь ела? — вновь спросил он.

Гленна не понимала, почему он спрашивает. Они только что убили… Кого? Деревенскую сумасшедшую с врождённым уродством? Нечистую тварь, из тех, что пляшут под холмами, а в дни Самхейна стерегут путников на перекрёстках? Лесное дитя, которое Борс оскорбил, явившись в рощу с оружием?

— Откуда у тебя меч? — спросила Гленна, хотя и это значения не имело.

— Взял в бою.

Голова моргнула и шевельнулась. Гленна вскрикнула. Борс схватил одну из веточек хвороста и без толики колебания воткнул деревяшку в распахнуты глаз. Плоть зашипела и оплавилась, точно свеча из свиного жира. Смрад заставил Гленну закашляться.

— Рябина, — сказал Борс, — ты счастливица, Гленна, сама не ведая подобрала ветвь единственного дерева, которое могло бы помочь. Идём же. Скорее.

Ей и самой оставаться здесь не хотелось. Козы разбегались в стороны, при их приближении. Гленна едва поспевала за Борсом: отчего-то ноги стали тяжёлыми.

Собачий вой раздался где-то впереди. Лес менялся на глазах, Гленна не понимала, как он мог показаться ей светлым и приветливым. На месте оставалась и хижина, и поваленное дерево, поросшее лесными грибами, и хрусткий мох под ногами. Только солнце куда-то пропало.

— Почему так темно? — проборматала она, но Борс услышал. Они остановились. Он хотел что-то спроисть, но не стал: послшылся цокот копыт. Ровный и мерный, от которого лицо Борса вмиг стало таким же бледным, как белый сухой мох под ногами.

Он повёл её дальше, не тем путём, каким сюда пришла Гленна. Она не узнавала ничего, да и к тому же заболоченное озеро осталось где-то позади. Цокот копыт был медленным. Откуда бы здесь взяться лошади? Лес терял краски. Гленна не понимала, что это вовсе не мир вокруг стал сумеречным, а её глаза теряют способность различать цвета.

Цокот копыт не утихал, не становился громче или тише. Гленна стала сомневаться: не мерещится ли он ей.

— Почему так темно? — спросила Гленна вновь.

Она не видела больше Борса. Только чувствовала хватку его пальцев на собственном локте. Ноги совсем отяжелели. Точно она шла по вязкой грязи.

Под ногами захлюпала вода. Послышался собачий лай. Снова стало светлее, она стала различать очертания деревьев и пушистого зверя, который ждал их впереди.

«Пурка, — подумала Гленна, — живой!».

За спиной раздался грохот, порыв ветра лизнул Гленне затылок. Она хотела обернуться, но сумела сделать это лишь спустя несколько шагов, когда Борс ослабил хватку. Они перешли ручей, проточная вода отделяла рощу козопаски. Гленна сразу узнала создание, что стояло на том берегу: оно было точь-в-точь таким, как описала его отшельница.

Лошадиное тело, прозрачная кожа, сквозь которую были видны бордовые узлы мышц, ощеренная пасть полная щучьих зубов. Ярко-красный глаз, зло смотрел на беглецов. Чудище серидилось, рыло обезображенной ногой землю, но перейти ручей не решалось. Что-то держало его на том берегу.

— Он не доберётся сюда: проточная вода не пустит, — сказал Борс.

Гленна хотела спросить: знал ли охотник, что в этих местах водится такое чудовище, но не смогла и слова произнести. Горло сдавило.

— Ты что-нибудь ела? Она давала тебе плоды? Ты сама брала что-то в её доме? — вновь спросил он.

На этот раз вопросы глупыми не показались.

— Мясо, — ответила Гленна.

— Хорошо, это хорошо, — с явным облегчением сказал Борс, — значит скоро всё пройдёт, тебе станет лучше.

Картинка покачнулась. Мир вспыхнул, точно падающая звезда.

— Оно пахло травами, — прошептала Гленна.

Свет померк окончательно, руки и ноги перестали слушаться. Она чувствовала, как её тело бьётся точно рыба на прибрежных камнях, выбрашенная приливной волной. Кажется, её вырвало, но собственная плоть стала ощущаться чужой. Руки Борса подхватили её. Гленне привиделся дом. Прибрежный воздух, полный соли и холода, серое море, Онора, то ли с тоской, то ли с предвкушением смотрела на противоположный берег.

— Мне предночетано отправиться туда, — говорила она так, как говорят лишь будущие королевы.

Свита принцессы, девицы, служанки, старухи, что приглядывали за молодками, затихли. Затем, заговорили о скорой свадьбе, о храбрости принцессы Оноры, о её прозорливости.

Гленна смотрела на себя со стороны и не понимала, что делает эта невзрачная, слишком высокая и нескладная девица. Та вышла вперёд в круг галдящих придворных. Гордо задрав подбородок, она оглядела всех таким же взглядом, как до того это сделала Онора. Её волосы не отливали золотом, они были темнее грозовых туч, а кожа бледна. Только сразу было видно: они одной крови с принцессой.

— Мне тоже предночертано