Невестам положено плакать - Александра Довгулёва

ни о чём, давая передышку псу. Гленна хотела узнать, почему Борс помог ей, рискуя своей своей головой. Как так вышло, что он поверил ей больше, чем посланнику короля? Внутри девушки зрела странная, но почему-то притягательная мысль. Что, если её спаситель на самом деле служил королю Эггу, её отцу? Что если вслед за посланными в чужую землю дочерями король Ирландии отправил тех, кто должен был вернуть девиц домой в час нужды?

Как бы хорошо было, если это так! Только эта догадка эта была ещё более безумной, чем прочие. Какая-то часть её одинокого сердца отчаянно хотела, чтобы дела обстояли именно так. Может, она была дорога королю куда больше, чем ей виделась? Может, он вовсе не считает её своей постыдной тайной, а видит дочерью, кровью крови своей вопреки всему?

Мог ли король когда-то по-настоящему любить её мать? Мог ли любить её, как не любил ни одну из законнорождённых дочерей? Что за глупая мысль!

* * *

Они почти не разговаривали до самого вечера. Молчание тяготило Гленну, но как изгнать его, клубящееся в воздухе точно смрадный запах, девушка не знала. Ей хотелось спросить у Борса о многом, но она понимала: ответа не получит. По крайней мере такого, который бы объяснил хоть что-то, такого, который пришёлся бы ей по душе. Ей казалось, что Борс не скажет ей правду, начни она настаивать — не добьётся ничего кроме ссоры. Что за причина должна была заставить его поверить ей больше, чем посланцу Тибальда?

Девушка вовсе не собиралась говорить о своих опасениях вслух, но когда спутник спросил её, она не смогла промолчать.

— Что за мысли так тяготят тебя, леди, что ты стала молчаливее обычного? Истинно: ты и без того не болтлива, но сейчас…

Он развёл руками. Гленна устала. Он, скорее всего, — тоже. Они провели в пути несколько дней, всё утро шли не останавливаясь предчувствуя близость приморского поселения. Тогда он сказал ей, что девушка будет спать на настоящей кровати. Ей чудилось, что он говорит это лишь затем, чтобы подбодрить не привыкшую к тяготам пути Гленну, но сейчас она догадывалась: он и сам не отказался бы от сна в постели. Она втянула Борса в неприятности. Понимает ли он, насколько опасно ему оставаться на её стороне?

— Кто ты, Борс? — спросила она понимая, что он уже намекал ей на то, что не хочет разговоров такого рода, — Почему продолжаешь помогать мне?

Он нахмурился. От внешней весёлости и следа не осталось. Девушка ожидала, что он запустит пятерню в светло-русые волосы, как делал это всякий раз, когда был смущён или пытался уйти от прямого ответа. Этот жест ей нравился. Вместо этого, Борс сжал кулаки. Он не злился на неё. Он вообще на неё не смотрел, когда отвечал.

— Помогаю я тебе потому, что верю, потому, что так правильно и, главное, потому, что кроме меня тебе никто не поможет. Чем не причины?

Гленна кивнула, хотя не понимала, что Борс не ждал ответа.

— Вот о том, кто я и откуда — не спрашивай, — сказал он, — знай, что доверять мне ты можешь, веры вполне может быть достаточно и без всякого знания.

Они замолчали. Солнце приближалось к горизонту, тени стали гуще, птицы пели как обезумевшие.

— Прости меня, — сказала Гленна после долгого молчания.

Сказала — точно камень с души упал. Она извинялась не только за вопросы, которых её спутник не желал. Пусть и не осознавая этого, девушка просила прощения за всё, виной чему стала.

— Не за что тебе извиняться! Да и вины твоей нет в том, что Тибальд — безбожник и мерзавец!

На мгновение Гленне показалось, что Борс знает всё. Это открытие отразилось, должно быть, на её лице. Мужчина подмигнул ей. В глаза, почему-то, бросилось то, что отросшая щетина грозила превратиться в пусть и короткую, но бороду.

— Пойдём, нам нужно найти безопасное место для ночёвки, — сказал он, указывая в сторону склона холма, оплетённого корнями множества деревьев.

* * *

Безопасного места они не нашли. Гленна поняла это далеко не сразу, так же, как и Борс. Правда, он-то как раз что-то подозревал. По крайней мере, девушке так казалось. Он долго водил её кругами по осиновой роще. Ветер тревожил листву, деревья шептали что-то неясное. Борс, то и дело останавливался, когда его порывы путались в шуршащей листве, прислушивался. Точно он был колдуном из старой сказки, который знал язык деревьев, животных и птиц. Можно было подумать, ветер и впрямь что-то говорил. Нёс вести, предупреждал или утешал?

Девушка понимала, что Борс прекратил поиски лишь потому, что она валилась с ног. Гленна не жаловалась, но натруженные ноги подводили её. Она то и дело оступалась. Девушка не знала, как выглядит в этот вечерний час, а если и бы знала — ужаснулась бы. От природы бледная кожа приобрела сероватый оттенок, на щеках появился болезненный румянец, а губы, напротив, были бледны. Из её косы выбилось несколько прядей, а под глазами залегли тени. Не только беспрерывная ходьба и погоня делали её слабее. Она была вымотана бесконечными тревогами, опасностью, что довлела над ними непрестанно. Ко всему прочему, мысль о том, что ложные обвинения могли дойти и до ушей Тибалда и кровный отец поверит наветам отравляла её разум, подтачивая силы.

Когда Борс сказал, что они заночуют в тени осин у подножия пологого холма, Гленна скинула поклажу, кое-как расстелила одеяло и позволила усталости затянуть её в глубокий омут сна. Ей ничего не снилось. Более того, ей вообще показалось что она лишь на миг закрыла глаза. Проснулась же она от топота людских ног, от звона топора Борса, ударившегося обо что-то твёрдое, от недоброго ропота голосов.

Она вскочила с места, не понимая, что происходит. Предрассветная темнота едва-едва стала отступать. Пурка издавал звуки, которые до того Гленне от всегда весёлого пса слышать не приходилось: злобное рычание делало бы честь любому волкодаву.

Их было трое. Люди ли это были короля или просто оборванцы, промышлявшие разбоем в этих лесах Гленна не знала. Она смотрела на то, как один из нападавших падает наземь. Топор Борса врезался в очертания человека, уродуя его контур. Мерзкий звук, уже знакомый Гленне после страшной свадебной ночи, впился в уши, точно пиявка. Она застыла, позабыв как дышать.

Двое противников Борса, ошеломлённых смертью товарища окружили противника. Пурка бросился на одного из них, вцепившись в занесённую для удара руку. Что именно было в той руке Гленна разобрать не могла,