Невестам положено плакать - Александра Довгулёва

class="p1">Гленна посмотрела на Борса. Оказалось, что он, в отличии от девушки, не изучал взглядом каменный лик изваяния всё это время. Он смотрел прямо на неё. Его глубокий и пронзительный взгляд показался ей завораживающим и каким-то неземным. По коже побежали мурашки. Она поняла, что хочет сделать шаг к нему, каснуться. Неважно как. Руки, плеча, поросшей мелкой щетиной щеки. Просто, чтобы убедиться, что он человек из плоти и крови, а не сид, посланный светлыми силами из страны, что священники нового Бога зовут Раем, а старые мудрецы — Авалоном. Того хуже, он мог оказаться и совсем иным, тем, кто прячется в тенях и принимает облик красивого мужчины, чтобы вести юных дев за собой к погибели или вечному забытью под проклятыми холмами, где пируют гоблины и прочие нечистики. Кто он, почему он ей помогает? Почему сейчас кажется таким неземным?

Наваждение прошло внезапно. Пурка, спугнувший белку, принялся истошно и обиженно лаять, прыгая у ствола дерева, куда взобралась неудавшаяся добыча. Борс повернулся к нему, принялся ругать пса за подняты шум и тут же растерял всё то волшебное, что привиделось Гленне в его облике. Обычный парень с добрым сердцем. Не более и не менее. Гленна в очередной раз за этот вечер испытала огромное облегчение и принялась собирать рассыпанный по поляне хворост.

* * *

Путь к побережью оказался лёгким. Гленна, ожидавшая всё это время подвоха, даже задумалась: отчего ей посылают эту передышку? Что ей предстоит впереди такого, для чего нужно силы поберечь?

«Дурные мысли беду притягивают, когда же ты прекратишь придумывать бесконечные беды?», — ругала она себя.

Это не было предчувствием, Гленна не считала себя проницательной. Просто стоило закончиться солнечному дню, когда бархатистый тёплый воздух запаздавшей весны гладил её по щекам, наступала ночь. Ночью же, неизменно, ей снились дурные сны, сменяющиеся тёмным забытьём. Порой, Борс будил девушку, отгоняя страшные видения. Однажды, она поняла, что по её щекам текут слёзы.

День же был и правда ласков к путешественникам. Ноги, привыкшие и к ходьбе, и к постоянной работе легко шагали по тропе, указанной охотником. Тот не торопил, но и останавливаться часто для отдыха не стремился. Потому к вечеру тело девушки, всё-таки, ныло от усталости. Когда они останавливались — ели кроличье мясо, добытое охотником. Жёсткое снаружи, там где кончики языков пламени лизали освежёванную тушку, и сыроватое у кости. Оно не было сдобрено травами или солью, которых у них не было, но неизменно казалось невероятно вкусным уставшей Гленне. К трапезе прибавлялся белый сыр, молодой, рассыпавшийся в руках стоило его лишь взять в руки. Хлеб, ставший жёстким ещё в первый день пути, Гленна оборачивала в чистую тряпицу и откладывала прозапас по научению Борса. Сухарь мог сгодиться для трапезы и посреди моря.

Борс не спрашивал её о прошлом, ни о давнем, ни о недавнем. Их путь проходил в молчании, которое не казалось тягостны, или в разговорах о деревьях, животных, обычаях народов, о которых слышал охотник. Гленна говорила о дальних странах, байки о которых слышала при дворе своего отца. Борсу нравились такие рассказы.

Однажды, он с гордостью принялся пересказывать историю породы, к которой относился Пурка. Тот оказался родовитее многих королей. Древние люди выводили таких ловчих псов, чтобы охотиться с ними прежде всего на водоплавающую птицу.

— В этих местах даже помнят старое название таких собак «агасес». Их держали дикие люди, которые строили дома на деревьях и не возделывали поля, но уже знали ценность хорошей охотничьей собаки. Значит и сами люде не были такими уж дремучими, как иные думают.

Сказав так, Борс смутился. Видно понял, что уж слишком долго рассуждает о достоинствах охотничьих псов, хотя Гленна совсем не возражала. Её спутник любил собак и когда говорил о Пурке будто бы светился изнутри. В эти мгновения Гленна без зазрения совести любовалась Борсом, как любуются красотой солнечных лучей, рассекающих облака. Она подала голос лишь затем, чтобы развеять его стеснения, показать, что рассуждения о достоинствах ловчих вовсе не кажутся ей тягостными.

— Ты взял Пурку ещё щенком? — спросила она.

Борс, неожиданно, нахмурился. Внутренний свет, что рвался наружу всего несколько слов назад померк.

— Мы давно с ним вместе, — сказал он.

С этого момента Гленна утвердилась в своих подозрениях: Борс скрывал своё прошлое, так же, как она сама. Невинный вопрос о собаке заставил спутника замолчать вовсе. Она решила, что будет осторожнее. В конце концов, возможно именно из-за секретов своего прошлого Борс решил помочь ей, не выведывая тайн девушки.

Как и обещал её спутник, они быстро добрались до зажиточного поселения. Она поняла, что они близко, когда меж деревьев пронёсся порыв ветра, несущий аромат моря. Солёная вода и ветер. То, что Гленна любила с детства. Ноги стали с этого момента вовсе лёгкими, а накопившаяся усталость будто бы отошла на второй план. Когда она увидела искры морской глади между деревьями, к горлу подступил ком. Ей стоило больших усилий сдержать слёзы: слишком уж часто она плакала в последнее время. Теперь ей впору радоваться. Ближе к дому она не была с самого дня прибытия принцессы Оноры в земли жениха.

Поселение было грязноватым, пахло рыбой, а люди были грубы. Они то яростно торговались, то просто выясняли кто прав без всякой причины. Гленна радовалась каждому из них, точно встрече со старым знакомым.

— Теперь ты сможешь лечь спать в настоящей кровати, леди, — весело заметил Борс, когда они подошли к большому деревянному дому. Над порогом висела изрядно потрёпанная вывеска. На ней была нарисована согбенная лошадь.

— Мне нечем платить, — запоздала прошептала девушка.

Борс только махнул рукой и, взяв её под локоть, подтолкнул в сторону входа. Гленна с ужасом поняла, что грязь, которая покрывала пол тёмного, пахнущего пережаренным салом помещения, скрипит под подошвами её туфель. Она с трудом поборола брезгливую гримасу, чуть не появившуюся на её лице помимо воли. Девушке захотелось вернуться в лес, под сень деревьев, к журчанию чистых ручьёв и густому зелёному ковру клевера. Гленна отругала себя за неуместное честолюбие.

— Постой здесь, — сказал её спутник.

Это прозвучало почти так же, как слова адресованные Пурке, который сидел теперь у дверей странноприимного дома. Гленна застыла, как вкопанная, послушавшись не хуже верного пса. Борс подошёл к грузному человеку в засаленном переднике. Тот сперва даже обрадовался его появлению, затем нахмурился. Гленна не слышала о чём они говорили, но спор грозил затянуться. В то же время, за открытой дверью что-то происходило. Кто-то ударил в колокол, голос которого,