Беглый в Варшаве 2 - Азк

Завтра нас ждала дорога на Кубу, неизвестность, новая жизнь. Но сегодня был этот вечер — вечер триумфа, любви и счастья. И я знал, что где бы мы ни оказались, память об этом вечере будет согревать нас.

Вечером, лёжа на кровати в темноте, мы ещё долго разговаривали. О Кубе, о том, что нас ждёт, о наших планах. Инна волновалась, но я чувствовал, что она готова к переменам. А я… я думал о генерале Измайлове, о том, какая работа нас действительно ждёт на острове, и о том, что не всё так просто, как кажется на первый взгляд.

Но это были мысли на завтра. Сейчас же мы были вместе, в безопасности, и впереди нас ждало большое приключение.

— Спокойной ночи, Инка, — тихо сказал я.

— Спокойной ночи, Костя. Завтра будет новый день.

— Уже сегодня…

И я заснул под мерное гудение города за окном, думая о том, что завтра мы будем уже на пути к морю, к кораблю, к новой жизни.

* * *

Следующим утром, перед уходом мама Инны вынесла нам в пакете два свёртка — в одном были вареники с творогом, в другом, вязаный свитер. Оба, тёплые по-своему.

— Мама, ну свитер зачем? Мы же в Гаване жить будем!

— Бери дочь, до этой самой Гаваны еще добраться по морю надо, а еще весна…

На улице еще темнело. Машина снова ждала у подъезда.

— Береги её, Костя, — повторила мама тихо, на прощание.

— Обязательно и непременно, — ответил я, и это была правда.

— Завтра уже будем в Одессе, — сказал я.

— А послезавтра на корабле, — добавила она. — Страшно представить.

— Ничего страшного. Морской воздух, солнце, время подумать о будущем.

— Костя, — она обняла за плечи, — как думаешь, мы справимся? На Кубе, я имею в виду.

Я повернулся к ней, взял её лицо в ладони:

— Обязательно справимся. Мы же команда, помнишь?

— Команда, — повторила она и улыбнулась. — Мне нравится, как это звучит.

* * *

Платформа была почти пустой. Сквозняк вдоль перрона тянул запахом мазута, железа и давно нечищеных рельсов. Поезд до Одессы должны были подать минут через десять, но я уже стоял у начала платформы, прикрывшись от ветра воротником куртки. В дальнем конце показалась тень. Плечи узнавались сразу — сутуловатая фигура с легкой, разболтанной еврейской походкой.

— Ну что, космонавт, — хрипло произнёс Исаак, подходя. — Думал, не приеду?

— Даже не сомневался, — улыбнулся, пожимая протянутую руку. — Всё при тебе?

— Конечно. Тебе как — в руки или в упаковке?

— Лучше в упаковке. Меньше вопросов от соседей по купе.

Исаак на секунду прищурился, потом ловким движением вытащил из-под куртки плотный брезентовый сверток, напоминающий старую аптечку. Внутри что-то мягко перекатывалось, как песок, но по весу сразу чувствовалось: там не бинты.

— Четырнадцать тысяч, — тихо сказал он. — пятерка новыми, остальное полтинниками и по двадцать и десять. Всё настоящее, проверено.

— Огромное спасибо. Деньги — это не главное, но они многое упрощают. — Счастье не в деньгах, а в их количестве…

— Деньги — это инструмент. А тебе, Костя, я скажу по-другому. С таким инструментом очень многое становится доступным. Только будь аккуратен. Места, куда ты едешь, не для лохов.

— Ты про Кубу?

— Именно. Там ни тебе не Польша, ни даже Минск. Другой климат, другие люди, другие хищники. С этими — можно. А с теми — лучше быть с зубами.

Я кивнул, еще плотнее прижав пакет к своему боку и потом осторожно сунул его в двойное дно дорожной сумки. За это время поезд уже подали, и народ потянулся в вагоны, к своим местам.

— Пройдешь с нами в вагон? — спросил я, бросив одновременно взгляд на вагоны.

— Нет, дружище. Мой путь тут заканчивается. Дальше, вы уже сами… Только вот что: если будет нужно, выходи на связь через ту же линию. Проверяется регулярно. Будь умнее и мудрее всех.

— Спасибо, Исаак за всё.

На этом мы обнялись коротко, по-мужски, без лишней сентиментальности. Исаак ушел в сторону выхода, сливаясь с толпой, а я поднялся в вагон, убедившись, что пакет улегся правильно в сумке, и занял своё место рядом с Инной.

Та взглянула на меня внимательным, спокойным взглядом.

— Всё прошло хорошо?

— Всё отлично, душа моя. Всё — под контролем.

Поезд тронулся. Мимо окон вагона плавно потекли фонари, дома и деревья. Путь на юг начался.

* * *

Вагон был не новый, но и не старый, ведь это не фирменный «Минск-Москва», где все новье. Наш вагон был с тёплыми лампами и занавесками.

— Знаешь Костя, как в детстве, — негромко произнесла Инна.

В купе было тихо, до тех пор, пока не вошёл третий пассажир — мужчина лет сорока пяти, с внимательным взглядом и аккуратным портфелем. Он поздоровался, не спеша повесил на плечики верхнюю одежду и уселся напротив.

— Аркадий Петрович, — представился он. — Следую в командировку. А вы куда, если не секрет?

— В отпуск, — Костя ответил уклончиво, но с лёгкой улыбкой. — Смена обстановки.

— Это правильно. Иногда надо. Особенно, когда всё кругом — как белый шум.

Позже к ним присоединилась четвёртая — пожилая женщина с мешочком яблок и вязаным платком. Она оказалась бывшей учительницей музыки из Бреста, звали её Евгения Николаевна. По дороге до самого вечера она то вспоминала учеников, то раздавала яблоки, то пела вполголоса старые романсы, глядя в окно.

Разговор шёл о жизни и разных случаях из нее. Без лишних философских рассуждений, но зато искренне. Аркадий Петрович оказался человеком, который всё анализировал — политику, книги, поездки, даже меню вагонного ресторана. У него был мягкий, ироничный склад ума, и Инна с ним сразу нашла общий язык.

— Так вы, значит, медики? — спросил он, когда я по привычке употребил медицинский термин.

— Ну… вроде того, — не вдаваясь в подробности ответил я.

— Надеюсь, в вашем отпуске не потребуется никого лечить, — усмехнулся Аркадий.

— Если и потребуется, — Инна пожала плечами, — значит, так тому и быть.

Евгения Николаевна, сжав руки на коленях, заметила тихо:

— А мне вот всегда казалось, что врач — это как