Империя #2 - Жан Аксёнов

Катя остановилась перед мостом.

— Давай я выйду, а ты поведёшь, — предложила она. — Мне надо мост почувствовать.

Я кивнул, и княжна выскочила из машины и первой перешла мост пешком, ощупывая плиты ногами.

— Готова? — крикнул я, пересаживаясь за руль.

Сзади уже слышалось рычание бензовоза и рёв рукотворного огненного змея.

Катя кивнула, присела на корточки у дальнего края моста и упёрлась ладонями в бетон.

— Поехали, — выдохнула она.

Я медленно подъехал к мосту. Передние колёса въехали на первую плиту — и она треснула, просела. Но не рассыпалась, лишь завибрировала. Я почувствовал, как под колёсами что-то изменилось. Вибрация, которая была секунду назад, внезапно исчезла. Плиты словно срослись, превратились в единый монолит. Катя держала.

Я проехал мост на первой передаче, осторожно, внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Железобетонные плиты трещали и крошились, но не расходились. Добравшись до противоположного берега, я остановился метрах в пятнадцати от моста и вышел из машины.

Быстро сгрёб хворост и здесь, формируя отвал, чтобы потом быстро двигаться дальше. Вернулся к Кате.

Тут как раз подъехал бензовоз, который тоже здорово оторвался от фронта огня. Михалыч остановился у первой кучи и тщательно пролил хворост. Затем выключил подачу горючего.

Я видел, как он что-то сказал Артёму, и тот, выскользнув из страховочной петли, перебежал мост к нам.

Выглядел он не очень. Лицо бледное, глаза мутные.

— Как дела, боец? — спросил я, протягивая ему флягу с настойкой.

Артём жадно глотнул, поморщился, но цвет лица стал лучше.

— Нормально, — выдохнул он. — Просто… не ожидал, что это будет так тяжело.

Я забрал флягу — она ещё мне самому, чувствовалось, пригодится. Если Артём промахнётся мимо хвороста — бензин всё равно загорится. А вот если промахнусь я — загоримся мы.

Михалыч медленно, аккуратно повёл бензовоз по мосту. Многотонная махина заставила конструкцию застонать. Я слышал сдавленное дыхание Кати, видел, как дрожат её плечи, чувствовал вибрацию земли под ногами.

— Держись, — я наклонился к ней и положил руки на плечи, чтобы если что, подлить толику энергии — Ещё чуть-чуть.

— Держусь, — просипела она, не открывая глаз. — Он как будто мне по пальцам едет…

Наконец задние колёса съехали с моста.

— Всё, отпускай! — крикнул я Кате.

Она резко убрала руки от земли и откинулась назад, тяжело дыша.

И в ту же секунду мост начал разваливаться.

Железобетонные плиты, сдерживаемые магией, с грохотом обрушились в ручей. Пять секунд — и от моста остались только опоры, искорёженный арматурный каркас да груда обломков в русле ручья.

Артём залез обратно в кабину, подлез в верёвочную петлю. Михалыч включил подачу бензина, и они принялись проливать вторую кучу хвороста.

В это время я, поддерживая Катю, помог ей подняться, дал выпить из фляжки. Она осторожно отпила глоток.

— Огонь догоняет! Быстрее! — закричал Михалыч, видя приближающееся пламя.

Я быстро потянулся телекинезом к обеим кучам хвороста и сбросил их в русло ручья. Пропитанный бензином сушняк свалился в воду, соединяя вал в одну непрерывную линию.

— Бежим! — крикнул я Кате, которая ещё не пришла в себя, ошеломлённая проездом двадцатитонной махины.

Подхватив её под руку и за талию, я чуть не на себе потащил её к пикапу.

— Вести сможешь? — спросил я.

Как будто у нас есть выбор.

— Смогу… наверное, — выдохнула она.

Я оглянулся назад, привлечённый яркой вспышкой. Внезапный порыв ветра подхватил пламя всего в каких-то паре сотен метрах от нас, закрутил его в спираль. Огненный смерч понёсся по просеке.

В этот момент я с кристальной ясностью понял, что расстояние до нас он может промчаться за несколько секунд, мы даже пикнуть не успеем.

— Огненный торнадо! — Катя в ужасе прижалась ко мне.

— Ничего страшного, — соврал я. — Поехали. Михалыч знает, что делает.

Я подсадил вымотанную девушку, едва не силой запихнув на водительское сиденье. Захлопнул за ней дверь. И толчком перекинул себя через машину.

Катя рванула с места, выбрасывая мелкие камни из-под колёс, едва я оказался в машине. Она выглядела в дугу пьяной, голова моталась из стороны в сторону, но в изгиб грунтовки вписалась почти чётко. Сзади что есть дури газанул Михалыч, разгоняя тяжёлую машину.

Через пару секунд сзади долбануло взрывом — смерч добрался до русла ручья. К счастью, этот же взрыв его и развеял.

— Это было… близко! — прокомментировал по рации Михалыч. — Теперь давайте спокойно, без подвигов, просто едем, просто поливаем. Больше никаких отрывов. Нам ещё семь километров пилить.

— Понял, принял, — отозвался я и откинулся в кресле.

Бешено колотилось сердце, но адреналин хотя бы прочистил немного мозги. Я отхлебнул из фляжки и, поболтав, отдал её Кате. Настойки оставалось уже совсем чуть.

ㅤ

Ещё семь километров. Семь бесконечных километров монотонной, изматывающей работы.

Я продолжал расчищать просеку полем телекинеза, но то, что десять минут назад давалось легко, теперь требовало огромных усилий. Голова раскалывалась, словно её сжимали тисками.

— Держишься? — спросила Катя, заметив, как я сжимаю кулаки.

О, сегодня у нас это самый популярный вопрос.

Сама она начала постепенно приходить в себя. Щёки понемногу розовели, дыхание выравнивалось. Её часть работы была позади, теперь вся нагрузка легла на нас с Артёмом.

— Держусь, — процедил я сквозь зубы, продолжая сгребать хворост в отвал.

Катя молча положила свою руку на мою, лежавшую у меня на колене, и несильно пожала. Перевернув руку ладонью вверх, я сплёл свои пальцы с её. Так мы и ехали какое-то время, до следующей ямы, где она снова взялась за руль обеими руками.

А я сжал зубы.

Надо продержаться совсем чуть-чуть. Минуту. Всего минуту. Потом ещё одну.

И ещё минуту.

Во рту пересохло, язык прилип к нёбу.

Ещё километр.

В глазах стоял песок, сила тяжести, по ощущениям, увеличилась вдвое.

Ещё минутка…

Пот градом стекал у меня по лицу, щипал глаза. Ещё глоток из фляжки… Уже не помогает. Такое ощущение, что я надсадился, выжигая энергоканалы и сам источник. Я уже не понимал, на чём я держусь. На упрямстве? На силе воли?

Я впал в какое-то подобие транса. Всё, что я видел — это хворост и кромка леса.

А просека тянулась и тянулась, словно не имея конца. Хворост стал реже