Империя #2 - Жан Аксёнов

Мы действительно выглядели не лучшим образом. В пыли, копоти. Кожа на лице горела и чесалась от ожогов — последствия нашего прорыва через огонь в Ольховке. Только Артём был в лучшем состоянии — как он сам выразился, «попарился в бане», но зато лицо не обжёг.

— Ну, душ не душ, а умыться можно, — сказал я, поднимаясь с травы.

Мы спустились к ручью. Вода бежала меж камней прозрачная, студёная. Я присел на корточки, зачерпнул пригоршню и плеснул в лицо. Обожжённая кожа мгновенно отозвалась приятной прохладой.

Я осторожно умылся и напился прямо из ручья. Вода была такая холодная, что зубы заломило.

Катя стояла на берегу, сомневаясь.

— Да ладно тебе, — подбодрил я её. — Попробуй.

Сам я стянул с себя футболку и с наслаждением ополоснулся по пояс.

Катя осторожно присела рядом, зачерпнула воду ладонями, сделала глоток.

— И правда! — воскликнула она. — Кажется, в жизни ничего вкуснее не пила!

Она жадно напилась, умыла лицо, смыла пыль с рук.

— Будьте добры, отвернитесь, — попросила она, покраснев.

Мы повернулись спинами. Послышался шорох одежды, плеск воды, затем — сдавленное оханье от ледяной воды и тихое повизгивание.

— Холодно? — усмехнулся я.

— Холодно, но так хорошо! — отозвалась она.

Через пару минут она вернулась, заметно посвежевшая. Лицо порозовело, глаза заблестели, даже осанка стала прямее.

— Теперь почти как человек, — довольно сказала она.

Михалыч залез в кабину и вскоре вылез оттуда с термосумкой.

— Тут еда есть, — сообщил он. — Четыре бутерброда.

Он выложил на траву четыре аккуратных свёртка в фольге. Развернул первый — хлеб, ветчина, сыр, зелень. Простая еда.

Мы молча поделили бутерброды. Я откусил кусок и зажмурился от удовольствия. Обычный хлеб, обычная ветчина, но после многочасовой работы на износ это была самая вкусная еда в моей жизни. Даже зелень хрустела на зубах как что-то невероятно изысканное.

Катя ела медленно, с видимым наслаждением. Артём уничтожил свой бутерброд за минуту и тоскливо смотрел на наши. Михалыч жевал не спеша, время от времени поглядывая на небо.

— Слышите? — вдруг сказал он.

Я прислушался. Вдалеке, со стороны Челябинска, нарастал гул моторов.

Вскоре в небе появились точки. Сначала одна, потом ещё, ещё.

— Кавалерия подоспела, — удовлетворённо кивнул Михалыч, наблюдая за приближающимися пожарными самолётами и вертолётами.

Два самолёты-амфибии прошли низко, едва не над кронами деревьев — так, по крайней мере, казалось с нашего возвышения. Они сбросили воду и ушли на новый заход. А вот вертолёты кружили над выжженной полосой, высматривая что-то.

— Вон, смотри, — Михалыч ткнул пальцем в сторону нашей усадьбы. — Видишь дым пошёл в твоём лесу? Это ветку какую-нибудь горящую закинуло.

Я присмотрелся. Действительно, тонкая струйка дыма поднималась по другую сторону от ЛЭП.

— Да, мы такое в Ольховке видели, — кивнул я. — За два километра улетела.

— То-то и оно, — согласился Михалыч. — Вертолёты такие очаги точечно тушат. А самолёты сейчас пеной прольют всю кромку нашего отжига. Они так до вечера летать будут. Сейчас ещё наземные подтянутся, в снаряжении, с баллонами, они будут на земле следить.

— И надолго это? — спросила Катя.

— Как пойдёт. От ветра многое зависит. Он вот вроде потише стал. Может, за день-два управимся. А если раздует… — Михалыч покачал головой. — Отжиг не панацея. Угроза сохраняется. Это ещё здесь торфа нет. Торфяники бывает годами тушат.

— А с чего этот пожар начался? — поинтересовался Артём.

Михалыч мрачно сплюнул:

— Говорят, пидорасы какие-то решили шашлыки в лесу пожарить. Ага, в самую сушь. Первыми же и сгорели.

Один из вертолётов заметил нас и подлетел поближе. Завис прямо напротив площадки, чуть ниже по склону. Через стекло кабины мы видели лицо пилота в шлеме. Он внимательно смотрел на нас, на бензовоз, на выжженную полосу внизу.

Потом медленно, торжественно отдал честь.

Михалыч вытянулся в струнку и ответил тем же жестом. Артём замахал обеими руками. Катя снова прижалась ко мне, и я крепче обнял её за талию.

Вертолёт качнул винтами на прощание и улетел делать свою работу.

А нам пора было возвращаться и делать дальше свою.

Глава 11

Хороший понт дороже денег

Я доел свой бутерброд и спустился ещё раз к ручью, напиться. Газировки не хотелось, ледяная ключевая вода оказалась куда вкуснее.

— Кстати, а меня Катя Батурина зовут. А вас как? А то всё Михалыч да Михалыч… — Катя вдруг повернулась к пожарному, как раз когда я вернулся обратно к машинам.

Я даже запнулся, забыв, какой ногой шагать. Что за Батурина? Откуда она это взяла?

— Эээ… — Михалыч тоже откровенно завис, — а там… у бензовоза?

Катя виновато развела руками.

— Даже не знаю, что на меня нашло! Испугалась, переволновалась, вот и ляпнула первое, что пришло в голову. Главное, что водитель поверил, — она очень даже натурально смутилась, при этом кинув испытующий взгляд на Артёма.

А потом серьёзно посмотрела на меня.

И тут до меня дошло. Ну конечно! Если газетчики раздуют, что княжна Демидова так вот запросто живёт в Златоусте, проходимцы всех мастей слетятся ко мне в усадьбу, как мухи на мёд! И нам ещё предстоит как-то выкручиваться из этой весьма щекотливой ситуации. Та запись у водителя… А хотя — кто ему поверит? Да и Катя на ней сама на себя не похожа, её бы и мама родная не узнала поди — чумазую, обгоревшую и в этой вырвиглазной футболке!

Но как же она сейчас убедительно Михалычу заливала! Не знал бы, кто она, может, даже поверил… хотя… нет, вряд ли. Слишком уж уверенно и властно она говорила, когда называла себя Демидовой.

Судя по тому, как на неё посмотрел Михалыч, он ей тоже не особо поверил.

— А вы? — с лёгкой улыбкой он поводил открытой ладонью от меня к Кате и обратно. — Ну…

Мы с Катей переглянулись.

— Родственники. Дальние, — поспешил объяснить я.

— Пра-а-авда? — Артём с удивлением уставился на Катю.

— А я что, не говорил? — спокойно ответил я ему. — По материнской линии, из Питера.

— Не помню… но я мог и забыть, — растерялся Артём.

Михалыч внимательно посмотрел сначала на меня, потом на Катю. В его глазах я видел, как сменяют друг друга недоумение, подозрение, затем — осознание. До него