Братья по крови - Юрий Артемьев

– После операции валялся, как бревно. Слабость во всём теле. Пить хотелось сильно. Я почти целый день провёл под капельницей. Парень, сосед по палате, что был до тебя, мне воду подавал.

– Что за парень?

– Молодой. Лет семнадцати-восемнадцати на вид. Всё спрашивал меня, что да как. А я вообще толком ничего не соображаю. Язык не шевелится во рту.

– Лёша! «Я тэбэ адын умный вещ скажу. Только ты нэ абыжайса». Это детская больница. Сюда кладут только детей до четырнадцати лет. Мы с тобой тут самые старшие во всём хирургическом отделении. С чем тут лежал тот «парень»?

– А хрен его знает. Я не спрашивал. Мне было не до этого.

– Зато ему было дело до этого… Может, ты под наркозом что-то наболтал? А этому парню ты что-нибудь говорил такое, что не вписывается в нынешние временные рамки?

– Да ничего такого я ему не наговорил. Я вообще мало что говорил, по ходу. Лежал в полудрёме. Спал в основном. Афган опять снился. Душманы. Наши парни, кого уже нет. Тебя снова тащил на спине.

– Лёха! У меня парень был знакомый. Тоже из наших… Так его жена мне как-то рассказала, что по ночам он опять на войне, и матом ругается, и спасает кого-то. Но самое страшное, что он отчётливо и внятно разговаривает с кем-то во сне. И сам понимаешь, какими словами он это делает.

– И что из этого?

– Я думаю, что ты, будучи под наркозом, мог запросто наболтать что-то странное и непонятное. Врачи об этом доложили кому надо. Вот к тебе парня и подселили, чтобы он поговорил с тобой да послушал, о чём ты в бреду болтаешь. И тогда весь пазл сходится. И полковник Авдеев, внезапно появившийся в отделении милиции «с проверкой», и капитан Васин с его задушевными беседами, более похожими на допрос с использованием психологических методов обработки.

– Думаешь, они нас за шпионов приняли?

– На шпионов мы с тобою, Лёшка, не тянем. Вся наша жизнь тут была на виду. Если только нас не подменили, когда мы в пруд Новоспасский ныряли, о чём он мне и намекал во время разговора. Наверняка ты под наркозом им что-то странное наболтал. Вот они и возбудилась. Интересно, а пруд уже осушили?

– Зачем? – с недопониманием в глазах смотрел на меня Лёшка.

– В поисках портала в другое измерение. Ну или в поисках подземного хода на другую сторону Москвы-реки. Была, кстати, такая легенда, что есть, дескать, из монастыря подземный ход на тот берег. Монастырь-то с древней историей.

– То, что он древний, и так понятно. А что за истории про монастырь ты знаешь?

– Много чего знаю. Тебе нудную лекцию или коротко, как в комиксах?

– Комиксы – это для дебильных американских подростков. Но и нудные лекции я тоже не люблю. Я под них засыпаю.

– Ну и засыпай.

– Нет, рассказывай.

– Что? Скучно?

– Не то слово. Слишком мало информации. Даже в голове что-то зудит всё время. Как будто там чего-то не хватает.

– Я так и думал.

– Саня! Не нарывайся!

– А то что?

– А то…

– Лёха! Ты раньше был старше меня, а теперь нет. Помнишь, что батя говорил?

– Помню. Мы братья, но ты старший.

– Прими как данность! Так проще будет. Не возникнет конфликта и внутреннего дискомфорта.

– Ты зануда!

– Я знаю. Ну что? Будешь слушать «преданья старины глубокой»?

– Буду.

– Здравствуй, дорогой дружок! Сегодня я расскажу тебе сказку… – вещаю я голосом радиоведущего, который детям в советские времена сказки рассказывал.

В меня тут же прилетает Лёшкина подушка.

– Хорош прикалываться!

– А ты не дёргайся, – говорю я, возвращая брату его подушку. – Швы разойдутся.

Лёха что-то невнятно бурчит, снова поудобнее устраиваясь на подушке.

– Начну издалека. Построен монастырь ещё при Иване Васильевиче.

– При Иване Грозном?

– Нет, Лёш. Раньше. Гораздо раньше. При Иване Третьем. Его иногда ещё называли Иван Великий.

– Ну ни хрена ж себе.

– Да. Новоспасский монастырь – ровесник красных стен Московского Кремля. Хотя колокольню построили гораздо позже.

– Да ладно. Кремль же ещё раньше построен был.

– Раньше. Но стены были не из красного кирпича, а из белого камня и местами даже деревянные. Помнишь же про Москву белокаменную. А Иван Третий после большого пожара, что и Кремль затронул сильно, переселил монахов Спасо-Преображенского монастыря сюда. Потому и монастырь с тех пор так и называется – Новоспасский. А в Кремле поменяли стены, и постепенно он стал приобретать более современный вид, который тебе привычнее. При Иване Великом много чего построили в Кремле. Восстановлен полуразрушенный Успенский собор, строительство которого начал ещё Иван Калита. Построены Благовещенский собор и Грановитая палата. Но мы сейчас про Новоспасский монастырь историю слушаем, не так ли?

– Ты зануда, – отчётливо проговорил Лёшка.

– Не любо – не слушай. А врать не мешай!

– За-ну-да.

– Ивана Третьего не зря называли Великим. Он и границы земли Русской расширил, и литвинов побил, и татар, и балтийских немцев. Но к монастырю это отношения не имеет. Зато теперь вот и про Ивана Грозного можно вспомнить. Как ты знаешь, после его смерти на царствие помазали Фёдора Иоанновича, но по сути правил всем Борис Годунов. Хитрый был Бориска, как тот Ельцин.

– Бориску на царство! – передразнил меня Лёха.

– Типа того. Ещё при жизни Ивана Грозного Годунов отдал за Фёдора свою сестру Ирину. А Федя с детства был то ли головою слаб, то ли нравом кроток. Всё Богу молился. Вот за свою богомольность и набожность он потом и был канонизирован Русской православной церковью. До сих пор его поминают, как святого благоверного Феодора Первого Иоанновича, царя Московского.

– Я что-то про такого царя и не слышал даже.

– Между прочим, знаменитую Царь-пушку именно при Фёдоре Иоанновиче отлили. А ты, Лёша, похоже, и в школе не так чтобы очень хорошо учился?

– Не поверишь, Саня. Я ещё и в физкультурном институте не так чтобы очень историю изучал.

– Нашёл чем гордиться.

– «Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенье не нашёл. И вот теперь я не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо».

– Это заметно. Всё в спорт ушло, как у того боксёра.

– У какого из них?

– Ну, у которого спросили, как он использует голову во время поединка.

– Вспомнил: «А ещё я в неё ем». Саня! Ты меня совсем за болвана не держи! Пробелы в образовании у меня есть. Но я не дебил всё-таки.

– Братишка! Я тебя дебилом не считаю и никогда не считал. Но ты на меня зря обижаешься, если что. Я