Братья по крови - Юрий Артемьев

Игорем. Я-то был не против. Но в моём нынешнем теле тринадцатилетнего пацана называть так взрослого человека, и к тому же капитана милиции, было, как бы так сказать, неприлично. Друзьями мы ещё не стали с ним. Так что пока он для меня или товарищ капитан, или Игорь Анатольевич.

Я подробно рассказал Лёхе, как всё было той ночью, когда его порезали. Потому что он, ввиду отсутствия по уважительной причине, много чего пропустил.

Ну вот что он сам-то мог рассказать про ту ночь? Спал себе тихо, никого не трогал. Потом ему на голову накинули одеяло. Град ударов со всех сторон. Резкая боль в животе. Носилки. Скорая помощь. Больница. Очнулся после операции уже в палате.

Я хвастаться особо не стал, что я, аки былинный богатырь, крушил всех врагов налево и направо дужкой от кровати. Просто сказал ему, что мне удалось отбиться. Зато про приезд следователя и мой разговор с ним рассказал.

Лёшка с интересом слушал и мой рассказ про то, как я весело провёл время в отделении милиции.

– Саня! А на фига ты стал со следователем спорить? Он же из-за этого тебя в отделение посадил.

– Понимаешь, Лёш… Я такой типаж козлов вижу насквозь. Он сразу увидел лёгкую перспективу закатать меня по обвинению в убийстве. Ему не хватало совсем немного. Всего лишь, чтобы мне было уже четырнадцать лет. Но и это легко можно было обойти, если слегка допустить описку в цифрах. Год рождения – шестидесятый. А месяц? Ну, всякий может ошибиться. Типа вместо восьмёрки написать шестёрку в одном из первых протоколов. Ну а там она уже пойдёт кочевать из бумаги в бумагу. А потом, когда дело дойдёт до суда, то нам с тобой уже и взаправду будет по четырнадцать. И даже если потом это обнаружится… Могут и не обратить внимания. А если обратят, то уже поздно. Следак раскрыл дело по особо тяжкой статье. Процент раскрываемости и всё такое…

– А как же моё ранение…

– А тут ещё интереснее. Можно ещё одно дело раскрыть по нанесению тяжкого телесного. Дело-то уже раскрыто. Рыжий тебя пырнул ножом. Это факт. Но рыжего я убил. Дело закрыто в связи со смертью подозреваемого. А если нас с тобою было двое? То мы совершили его убийство в составе группы лиц. А может быть, и по предварительному сговору. Ты думаешь, меня случайно запихнули в камеру со взрослыми мужиками? Я там всю ночь провёл босой, в трусах и в майке. Если бы не Тихон…

– А что он за человек?

– Авторитет или положенец. Очень крутой дядька. Может, даже и вор в законе. Я так до конца и не понял пока. Но он человек тёртый. Я не все его татуировки разглядел, но, судя по всему, один из очень авторитетных людей в блатном мире.

– Он обещал тебя вытащить из ментовки?

– Может, и вытащил бы, но чуть позже. Я думаю, что денег и связей хватило бы. Но повезло, что с проверкой в отделение милиции нагрянул тот полковник. Авдеев…

– Думаешь, это случайность?

– Неужели ты считаешь, что блатной авторитет Тихон мог обратиться к менту с большими звёздами и попросить полковника МВД заехать в отделение милиции, чтобы вытащить оттуда какого-то мальчишку? Не смеши мои тапочки!

– «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – глубокомысленно процитировал мне Лёха бессмертного шекспировского Гамлета.

– «Не надо искать чёрную кошку в тёмной комнате. Её там нет», – ответил я ему цитатой, приписываемой Конфуцию.

– Саня! Ты мне лучше скажи: что мы будем делать дальше? Перспектив у нас, с одной стороны, много, а с другой…

– Медсестра говорила, что нас отправят в пионерлагерь.

– Ты этого очень хочешь?

– А хрен его знает, Лёш. Поехать в пионерлагерь было бы забавно. Снова окунуться в это… Когда ещё такое удастся. Нам в августе уже четырнадцать будет. В следующем году уже не получится так отрываться…

– А мне понравилось, что у нас с тобой днюха прямо в день ВДВ.

– Ты думаешь, что снова попадёшь служить в воздушно-десантные войска?

– Да… Войска дяди Васи первыми бросят в пекло Афгана.

– Мне кажется, что первыми там были «Альфа» и мусульманский батальон?

– А потом ВДВ.

– Ну так что? Учимся в школе, идём в армию, а потом едем воевать в Афган?

– А какие у нас ещё есть варианты? Саш! Мы вроде бы теперь сироты детдомовские. А сирот вроде не отправляли в Афганистан?

– Всех отправляли.

– С судимостью не брали в ВДВ, – глубокомысленно проговорил Лёшка.

– Зато ранее судимых отправляли в стройбат. А там, по-моему, не меньше шансов вернуться домой инвалидом или в цинке. Да и дома-то у нас никакого нет… пока…

– Это да.

– Слушай, Лёш! А может, в милицию пойдём служить?

– Ты с дуба рухнул, что ли? Туда же после армии только берут. А это опять… армия и…

– Ты хочешь и дальше в интернате продолжать учиться?

– Ну а что нам с тобой остаётся? Как минимум ещё год… А после восьмого класса можно попробовать в техникум какой поступить или в ПТУ.

– Это при наличии общежития у того учебного заведения, в которое мы захотим поступать. А не у всякого ПТУ оно есть.

– И что ты конкретно предлагаешь? Я чего-то не пойму. Ты всё время к чему-то меня подводишь. Опер хренов. Давай, колись уже. Что ты там придумал?

– А как ты смотришь на то, чтобы поступить в Суворовское училище? А после него сразу в высшую школу МВД. Нам будет двадцать один год, когда мы с лейтенантскими погонами покинем милицейскую alma mater. И вместо Афгана будем жуликов ловить.

– Во как… Я так далеко не заглядывал. А ты вона как всё расписал.

– И кстати, если история будет идти по прежнему сценарию, то через год будет неплохой шанс подняться по служебной лестнице.

– Это каким же образом?

– Элементарно, Ватсон! Десятого ноября восемьдесят второго, в аккурат на День милиции, наш дорогой Ильич…

– Помню, помню… Нас тогда ещё по боевой тревоге подняли ни свет ни заря. А потом только днём построили и сообщили об этом. Но к чему ты это?

– А к тому, что тот, кто пришёл ему на смену, снял с должности главного ментовского босса, а затем ещё и его зама, который, если ты не забыл, был мужем Галины.

– Помню. Но мы-то тут при чём?

– В стройных рядах работников внутренних органов начались глобальные чистки. А у двух молодых лейтенантов попасть в эту мясорубку шансов куда как меньше, чем у