Братья по крови - Юрий Артемьев

* * *

Какое-то время мне ещё удавалось уворачиваться от нападавших на меня ментов. Но всё же им удалось завалить меня на пол и заломить руки за спину. А потом они меня связали. Хитро так связали, «ласточкой». Руки за спиной, и ноги, связанные с ними, притянуты. Да ещё и попинали слегка ногами. Особенно капитан усердствовал. Его сержант еле-еле от меня оттащил.

У меня болит всё тело разом. Кажется, что рёбра сломаны. Губы разбиты, но зубы, кажись, целые пока. В луже моей же мочи меня всё-таки извозили, но, что радует, и сами менты извозюкались нехило так, пока меня вязали. Да… Хреновая у ментозавров физическая подготовка нынче. Набирают, кого попало…

Чёрт… Руки как крепко затянули, гады. Кистей и пальцев я уже не чувствую. Очень больно.

Жаловаться бесполезно. Я тут уже, наверное, с час валяюсь. Периодически какие-то люди в форме входят и выходят. Кое-кто даже не считает зазорным пнуть меня в бок, проходя мимо.

Я молчу. Но это вызывает только раздражение у сотрудников. Сдаётся мне, им надо, чтобы я выл и плакал, просил прощения. Или хотя бы матерился и требовал меня развязать. А так что? Игрушка не интерактивная. Неинтересно. Раздражает.

Вот снова меня кто-то пнул…

* * *

Тупая боль в руках куда-то ушла. Но появился нарастающий звон в ушах. Такой же шум был, когда ко мне память тела возвращалась.

Но я вроде бы всё уже вспомнил. Что теперь? Память рода? Или ещё чего? А может, я просто сейчас потеряю сознание? По голове меня вроде бы не били… сильно… Так, несколько ударов капитан ногой нанёс. Губы разбил, сука…

Похоже, что я сейчас отрублюсь…

Не спать!

«Держись, братишка!» – всплывают слова в голове, где-то на краю сознания.

* * *

Сквозь шум в ушах и дремотное состояние до меня доносятся громкие слова:

– Здравия желаю, товарищ полковник! Дежурный по отделению капитан Бурков.

– Где начальник отделения?

– Он на выезде, товарищ полковник.

– А ты чего такой мокрый, Бурков? И мятый весь какой-то… Чем это у вас воняет, капитан?

– Я… Мы тут…

– А это что за тело?

– Хулиган, товарищ полковник. Прямо здесь вот в углу нассал. На меня напал.

– Кто? Вот этот мелкий?

– Он, наверное, псих. Дрался как чёрт. Пришлось связать.

– Сержант! – командует полковник. – Поднимите это тело. Я гляжу, судя по мокрой форме, ты тоже помогал вязать этого злодея.

– Так точно, товарищ полковник.

– А кто ещё помогал вязать его?

– Экипаж ПМГ.

– Это вы его так избили?

– Никак нет, товарищ полковник. Он такой был.

– Да? Вызывайте ПМГ сюда. А ты, капитан, дай мне материал на этого злодея. Сержант! Ты развяжешь его или нет?

* * *

Меня кантуют, ворочают, развязывают верёвки. И тут уже начинается сущий ад. Кожа на запястьях чуть ли не до мяса протёрта и содрана. От боли, которая возникла, как только к моим кистям стала приливать кровь, я не сдержался. Стоя на коленях и глядя на свои сине-чёрные руки, я выл в полный голос.

– А-а-а!

– Вы что, охренели, уроды! – А голос-то у полковника настоящий, командирский. – Вы же его чуть рук не лишили! Ещё немного, и некроз бы начался. Быстро все мне рапорта на стол! Как было? Кто что делал? Капитан! Где на него материал?

– А нет на него никаких бумаг… товарищ полковник…

– Как нет? А кто его доставил?

– Это… Он ещё со вчерашней смены остался в камере… товарищ…

– Тамбовский волк тебе товарищ! Начальника отделения сюда вызвать срочно.

Слышно, как жужжит телефонный диск. Снова командный голос полковника:

– Полковник Авдеев! Дежурную группу срочно в отделение/ Жду…

А потом я наконец-то смог разглядеть полковника. Ну что же? Монументальный человек. Ростом почти под два метра. Широк в плечах. Хорош собой. Прямо как в песне: «Ну настоящий полковник!»

Чтобы общаться со мною, ему пришлось слегка наклониться.

– Ты кто такой, боец?

С трудом шевеля разбитыми губами, отвечаю ему:

– Александр Григорьевич Тихий. Одна тысяча девятьсот шестидесятого года рождения. Мне ещё нет четырнадцати лет, товарищ полковник. У нас с братом день рождения второго августа.

– О как! Прямо в день ВДВ вас с братом мамка родила. А брат твой где?

Я говорю медленно. Мне ещё пока тяжело дышать… Но боль в руках постепенно отступает, хотя кисти рук ещё горят и плохо слушаются.

– Его ножом ударили в живот. Скорая в больницу отвезла ночью.

– А родители твои где?

– Наша мама умерла, рожая нас. Отец фронтовик. Был ранен на войне. Имел инвалидность. Умер в шестьдесят девятом. Мы с братом из интерната. На нас ночью напали. Семеро. Брата ножом ранили. Я отбивался тем, что под руку попало. А меня сюда привезли. Вот так… В трусах и в майке… Ночью. Сразу в камеру посадили. Там пьяные мужики ко мне приставать начали. Но за меня заступился… Там ещё один был… А утром я попросил, чтобы в туалет вывели. А они меня бить начали…

Полковник багровел прямо на глазах.

* * *

Нашу беседу прервало появление какого-то майора. Похоже, что это и есть начальник отделения. Учитывая мой опыт из прошлой жизни, я понимаю, что этому майору сейчас настанет полный трындец.

– Товарищ полковник!

– Что у тебя в отделении творится, майор? Ты где был?

– Убийство, товарищ полковник! В интернате.

– Так… Рассказывай!

– Два человека совершили вооружённое нападение на воспитанников интерната. Один человек убит. Шестеро находятся в больнице с травмами различной степени тяжести.

* * *

Знаете, что мне напомнила версия, рассказанная майором?

Сидит на ветке дерева ворона. Во рту, как обычно, традиционно держит кусок сыра. Выбегает лиса с дубиной. Хрясь, трясь! Схватила сыр и убежала.

Ворона с помятым клювом и поломанными крыльями лежит на земле и причитает:

– Ну ни хрена себе, как сказочку-то извратили…

* * *

– Это всё ложь, – произношу я, стараясь отчётливо выговаривать слова.

– Да… – как бы соглашаясь со мной, произносит полковник. – А ты сам-то веришь в это, майор? Вот скажи мне, почему это мальчик так легко одет?

– Не могу знать, товарищ полковник.

– Наверняка его брата, которому нанесли ножевое ранение в живот, скорая помощь тоже в таком же виде забрала. А знаешь почему?

– Никак нет, товарищ полковник.

– А потому, что они спали, когда те семеро на них напали.

– Но там же есть убитый, а убил его вот он! – тычут в меня пальцем.

– Поэтому он у тебя в камере сидит без какого-либо оформления? Поэтому его тут связывают и бьют