Системный Творец II - Александр Сорокин

— Меня этому обучил мой Мастер… Очень, очень много лет назад. Я был молод, горяч, полон амбиций и подавал огромные надежды. Его дочь… моя возлюбленная, а впоследствии и жена… — голос его дрогнул, и он на мгновение замолк, смахнув невидимую пылинку с века. — Жизнь сложилась так, что сыновей у них не было. Тогда он взял меня в ученики не только как зятя, но и как наследника. Стал передавать самые сокровенные знания. С тех пор и начался мой путь… который в итоге привел меня сюда. — он горько усмехнулся. — Остальное… остальное я не хочу вспоминать. Но, видимо, сама судьба распорядилась так, чтобы эти знания не умерли со мной. Чтобы я передал их дальше. Тебе.

Он посмотрел на меня прямо, и в его взгляде была тень сомнения.

— Я попробую научить тебя. Но результат… — Орн безнадежно помотал головой. — Результат не гарантирую. Это как научить слепого видеть цвета. Или глухого — слышать музыку. Дар либо есть, либо его нет.

Он глубоко вздохнул, словно собираясь с силами перед прыжком в бездну.

— Я раскрою тебе эти знания, мальчишка. Но запомни раз и навсегда: они не просто опасны, а запретны. В Империи за меньшее отправляли на плаху без суда и следствия.

Его голос понизился до шепота, хотя вокруг, кроме нас, никого не было.

— Тех, кто владел этим искусством, в старину называли… Системными Творцами, хотя чаще просто Творцами. Их артефакты меняли ходы войн, их щиты могли держать самых сильных существ, а их лекарства — воскрешать полумертвых. От их творений в свое время дрожала земля и рассыпались империи. Они были… богами в человеческой плоти. Но потом что-то пошло не так. Их сила стала пугать правителей, и началась охота. Самая настоящая охота. Их истребляли под корень, целыми семьями, сжигали их работы, стирали упоминания о них из летописей. Оставили лишь несколько самых покорных, самых лояльных родов, чью преданность покупали золотом и страхом. И похоже, — он горько усмехнулся, — что за мной тоже все это время следили. Раз даже в таком богом забытом захолустье, как наш город, члены имперского элитного отряда знают, к кому обратиться… Так что выбор за тобой, мальчишка. Либо ты соглашаешься на этот риск, на эту ношу и начинаешь принимать уроки прямо здесь и сейчас. Либо… — он махнул рукой по направлению к двери, — идешь отсюда и не возвращаешься ближайшие пару дней. Я сделаю эту работу один, как смогу.

Мое сердце заколотилось, как бешеное. Системные Творцы! Так вот кто они! Не еретики, не преступники, а… мастера. Художники, чье искусство стало слишком опасным для сильных мира сего. Орн, старик, который варил похлебку и чинил крышу в этом захолустье, оказался носителем запретных знаний. Только как такому мастеру позволили прозябать свою жизнь в нищете? На этот вопрос у меня пока не было ответа.

— Я согласен. — сказал я без малейшего сомнения, и голос мой прозвучал удивительно твердо. — Учите.

Облегчение мелькнуло в его глазах, смешанное с новой тревогой. Он кивнул и подошел к верстаку.

— Хорошо. Смотри и слушай. Я никогда не был полноценным Творцом, так как не проходил инициацию, но за многие годы практики, надеюсь, смог приблизиться к ним. Вспомни все, чему я учил тебя во время наших уроков. Ведь нам нет нужды бороться с материалом. Нужно лишь… договориться с ним, убедить его стать чем-то большим.

Он взял в руки слиток железного дерева. Его пальцы, шершавые и покрытые старческими пятнами, коснулись поверхности с такой нежностью, словно это была кожа любимой женщины.

— Видишь волокно? Оно не просто идет вдоль, а поет. У него есть свой ритм, своя мелодия. Наша задача — не перекричать ее, а вплести в нее свою собственную ноту: тишины, изоляции.

Он начал показывать. Движения его рук были медленными, плавными, почти ритуальными. Орн не резал дерево, а водил по нему резцом, словно дирижируя невидимым оркестром, объясняя, как чувствовать внутреннее напряжение материала, как направлять энергию не в готовый предмет, а в сам процесс его создания, заставляя будущие стенки шкатулки вибрировать в унисон, создавая замкнутый контур.

И чем больше он говорил и показывал, тем сильнее во мне нарастало странное чувство дежавю. Это… это же было до боли знакомо! Принципы, которые старик излагал, базовые концепции взаимодействия с материалом, ощущения его «песни» — всё это очень, ну очень напоминало мое «Живое ремесло»! Но в урезанном, кустарном, можно сказать, примитивном варианте. Как если бы мою систему упростили до уровня парового двигателя, оставив лишь основные принципы, но утратив всю магию и глубину.

Орн говорил о «вложении воли», а Система делала это автоматически. Он объяснял, как месяцами медитировать на материал, чтобы почувствовать его ритм, а мое «Понимание Сердца Древесины» позволяло увидеть его буквально за секунды.

Я слушал, затаив дыхание, боясь пропустить хоть единое его слово. И в какой-то момент, когда он закончил объяснять сложнейший принцип плетения энергетических узлов на внутренней поверхности заготовки, прямо перед моими глазами вспыхнуло ослепительное системное уведомление.

Системное уведомление

Навык «Живое ремесло I».

Прогресс: + 40%

Текущий прогресс: 66.9%

Это было немыслимо, прекрасно и пугающе одновременно! Прогресс в 40 % за одну ночь! Лишь от голой теории, от объяснений!

Более того, сквозь объяснения Орна я начал понимать саму механику использования подобных умений в этом мире. Местные делали это как слепые котята: тыкались во всё подряд, тратили уйму энергии и сил, медитировали, чтобы «почувствовать поток», и в итоге получали жалкий результат. Мне же не нужны были эти костыли. Я владел навыком полновластно, как король своим мечом. Система была моим продолжением.

Но тут же в голове созрел план. Для подстраховки, чтобы не шокировать старика и не выдать свою аномальную скорость обучения, я решил, что перед Орном буду практиковаться лишь «открыто», имитируя его медленные, медитативные методы. Пусть думает, что я просто очень способный ученик.

Утро встретило меня свинцовой усталостью. Ночная практика с Орном, подкрепленная адреналином от открытий, сменилась жестокой реальностью. Тело ныло и гудело, напоминая о вчерашнем подземном походе, бессонной ночи и общем истощении. Каждая мышца кричала о пощаде, а веки налились свинцом.

Я побрел на плац к северной башне, чувствуя себя разбитым корытом. Капитан Горст уже ждал, и его взгляд, тяжелый и оценивающий, с первого же мгновения выявил мое плачевное состояние.

— Опоздал на три минуты. — прорычал он вместо приветствия. — Начинаем. Десять кругов с утяжелителями. Бегом.

Я попытался собраться, встряхнуться, но это было бесполезно. Ноги не слушались, дыхание сбивалось сразу