Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов

пришел. Обычно заявляются одни и те же лица – или извращенцы-завсегдатаи или те, кому негде скоротать вечер. Это, кстати, «Танец забвения» из романа Эжена Франца «Листопад». Как я его вижу. Постановка моя.

– Могу порадовать тем, что мне понравилось.

Гэм промолчала. Принесли заказ. Мне только темный эль, ей – что-то похоже на нормальный ужин и коктейль, в котором плавала долька лимона.

– Мне все же нужна твоя помощь, признаю, – сказал я. – Нужны какие-то детали, за которые можно зацепиться. Если бы ты вспомнила…

Она посмотрела на меня сквозь прозрачный коктейль.

– Память – штука ненадежная. Это просто иллюзия. Вспоминая это разговор завтра, я буду помнить только то, как сильно устала, как разбила коленку и обижена на тебя за то, что ты бросил меня в парке одну. Но если в этот момент я буду слишком пьяна, по послезавтра вспомню лишь что-то искаженное равнодушием к происходящему. Это всегда снимок со снимка, сделанный со снимка. Не уверена, что мои воспоминания десятилетней давности будут объективнее того, что понаписал в своих тетрадках Никита. Хотя что-то очень ярко вписалось в память, – она прищурилась, вспоминая, улыбнулась и сделала глоток из запотевшего стакана. – Дмитрий Александрович не хотел включать меня в список. Мне это показалось очень странным по известной причине. Спросишь какой? Пока что неважно. Поначалу я решила, что это какая-то ошибка. И даже пошла к нему узнать в чем дело. Помню, как остановилась у раздевалки спортзала. Он громко разговаривал с кем-то за закрытой дверью, потом раздался удар, словно что-то громоздкое упало. Я замерла и уже хотела бежать обратно, но тут он вышел. На нем не было лица. Обычно флегматично-уверенный в себе и во всем, что его окружает, он был похож на кусок мела, вынутый из воды. Сейчас мне кажется даже, что он плакал, но это не точно. Он прошел мимо, не заметив меня, хотя слегка толкнул плечом. Конечно, я осталась и заглянула в раздевалку. Там не было никого. Вечером он позвонил мне и сообщил, что я снова в списках. И Никита, хотя как раз он не собирался никуда ехать.

– Почему?

Гэм пожала плечами.

– Как-то связано с его неразделенной любовью.

Я достал пачку сигарет, исправил на ней цифру и вернул в карман. И залпом отпил половину кружки.

– Вы так сильно хотели поехать?

– Конечно, – она пожала плечами. – Раз в год что-то такое организовывалось для выпускников. Или экскурсия к низовьям Барьера или «Четыре из Сорока» – хороший шанс собрать все фигурки, как у той зануды Марты на столе. Но Пустой город… Место, в котором никто не был и не будет уже. Тогда это казалось вполне безопасным и интересным приключением.

– Но согласились не все.

– Верно. Желающих было больше, но плавающий график сдачи экзаменов спутал все планы.

– Утвержденный Паутиной?

– Верно.

Я откинулся на спинку стула. Горьковатый вкус эля требовал сигарет.

– Все это не имеет никакого значения, Гэм. Ты меня обманываешь. Не знаю, специально или нет. Возможно, тебя кто-то убедил в том, что меня нужно запутать окончательно, не знаю. Но никакого Никиты Ломакина, Марго и прочих детей из той группы никогда не существовало, как и тебя, за кого бы ты себя не выдавала. Я проверил это несколько раз. И все источники говорят одно и тоже. Никаких записей об этих людях нет. Никита не жил в том доме, где мы были с тобой. Группа никогда не отправлялась в Пустой город. И дневники – не более чем подделка.

Я ждал гневных возражений или молчаливого ухода моей несостоявшейся помощницы. И, признаться, был бы разочарован и тем и другим, но повода она мне не дала.

–Знаешь, я жила совсем недалеко от того дома, где мы с тобой были – дома Никиты, но встречала их не так уж часто. Мы просто ходили в разные места. Они в большой, но дешевый Маркет раз в неделю за кучей покупок впрок, я в мелкие лавки и магазинчики, затерянные среди домов. Пока Никита тащил домой большой пакет, полный банок консервированных каштанов и замороженных овощей, я вдыхала аромат дорогих и мелких присыпанных корицей булочек в пекарне на углу. Они ходили за одеждой на распродажу на Кольцевой рынок, я шила в ателье из ткани, которую высматривала месяцами в витринах. Но было у нас и что-то общее. Маленький букинистический магазин, затертый между старым бюро землемеров и радиолавкой. Никиту я встречала там часто, но мы почти не разговаривали. В процессе выбора книг было что-то интимное, не требующее чьего-то мнения. Лишь однажды Никита сказал на кассе, что тут продаются настоящие книги, а не то, что витринах торговых центров. Я только улыбнулась в ответ, не сразу поняла, о чем он. Но какими бы ни были яркие обложки в витринах Маркетов, тягаться с ними становилось все тяжелее. Магазинчик то предлагал акции, то скидки, пытался завозить новинки и торговать чем-нибудь еще. А потом на какое-то время он открыл платную библиотеку. За совсем небольшую плату в месяц можно было брать сколько хочешь книг, но потом обязательно возвращать. Не знаю, много ли нас было, но я ни Никита точно стали завсегдатаями. Удивительное дело – магазинчик выжил, хотя соседствует сейчас с отделом антиквариата. Видимо он был очень дорог хозяину. Хотя книг заметно поубавилось.

Гэм достала из сумочки очень потертый коричневый томик с рваным корешком и протянула мне.

– «Листопад». Одно из первых изданий.

Я открыл книгу на середине, не понимая к чему Гэм ведет. Пахло старой бумагой. Среди страниц бледнел иссохший старый чек – случайная закладка.

– Открой на третьей, – подсказала Гэм.

Разумеется. Какой же я осел!

К форзацу был приклеен лист, уже давно ставший шершаво-желтым. На нем разной пастой и разными почерками были выведены фамилии тех, кто когда-то брал книгу домой, пока Гэм не купила ее. Дважды под пятым и одиннадцатым номером значилось одно и тоже имя побледневшими чернилами – Никита Ломакин.

10.Из дневника

Когда в нашу школу и наш класс решила перейти Марго, она выбрала не самый удачный день для этого. Мы играли в волейбол с седьмой школой и даже выиграли, несмотря на то что первый час очень плохо владели мячом. Мы были преисполнены того самого единства и духа команды, которое повторялось за одиннадцать лет едва ли два-три раза. Занятия начинались после обеда и первым был урок литературы, но учитель сильно опаздывал. Мы сидели на столах, толкая друг друга и громко