Невеста дома Доустер - Тина Солнечная

Листая назад, наткнулась на записи о предках: отец, дед, их даты, краткие резюме о том, чем прославились. И снова — Доустеры. Рядом с одним из имён, тем же странным знаком — отметина. Я прижала палец к строке, всматриваясь в мельчайшие символы: это не просто пометка, это код, знаковая метка карты, о которой я не знала.

Чем дальше я шла по страницам, тем яснее становился один факт: женщин в этой книге практически нет. Во всяком случае, их имена не выделены. Только мужчины, их сыновья и дела. Никаких «жён», «матерей», «сестёр» — редкие упоминания скрыты в примечаниях и обозначались, если и были, безымянно: «жена, родила», «мать приёмная» и т.п. Строго, патриархально, как будто женская линия для этого рода вторична. Я чуть сжалась — странный, чужой мне мир.

Я закрыла книгу, задумчиво провела пальцем по тиснёным буквам на корешке и всё пыталась сложить вместе знаки у имён: крестик у Элиана, отметина у дяди — почему? Что это значит для них, и для меня? Почему предки, правя домом, оставили такие отметки? Ответы не приходили.

В этот момент в дверной проём тихо вошёл Сайлас. Он нес аккуратно сложенные вещи — простое платье, туника и ещё что-то тёплое на плечи. Его походка была бесшумна; на лице — обычная смесь насмешки и ровной внимательности. Увидев книгу в моих руках, он недовольно поднял уголок рта.

— Нехорошо без спроса рыться в чужих комнатах, — сказал он спокойно, но без злобы. Голос был ровный, без привычной нотки ехидства.

Сайлас отложил вещи в сторону, даже не глянув, куда именно — будто они не имели сейчас никакого значения. Его взгляд был прикован ко мне.

— Подойди, — произнёс он низко.

Я осталась на месте, не двинулась. И он сам сделал шаг, второй, подойдя так близко, что воздух между нами ощутимо потяжелел. Обошёл меня кругом и остановился за спиной.

Губы его легко коснулись моего плеча — короткий, но почти обжигающий поцелуй. Прежде чем я успела что-то сказать, пальцы уже скользнули к подолу платья и уверенно потянули ткань вверх. Одним движением он стянул её с меня, и платье мягко упало на кресло сбоку.

Я осталась только в тонком белье, но он стоял за спиной, и видеть толком ничего не мог. Зато руки его легли на мою талию — осторожно, но твёрдо. Он провёл ладонями по коже, будто запоминая изгибы, вдохнул мой запах где-то у затылка, и горячее дыхание обожгло мне шею.

— Послушная девочка, — прошептал он почти ласково.

Его руки медленно скользнули вверх и вниз по спине, потом сколькзнули на живот, задержались на нём, и я поймала себя на том, что не сопротивляюсь. Наоборот — стою, позволяю, прислушиваюсь к ощущениям, к каждой его осторожной, но властной ласке.

Его ладони блуждали так, будто им принадлежало всё пространство моего тела. Сначала лёгкий скользящий жест по животу, потом выше — к груди. Я едва слышно втянула воздух, когда его пальцы едва коснулись — не грубо, а осторожно, проверяя мою реакцию. От этого по коже побежали мурашки, а тело само подалось вперёд, будто прося ещё.

Но в тот же миг он будто одёрнул себя. Его руки исчезли так же быстро, как появились. Сайлас наклонился, взял принесенное им платье с кресла и уверенным движением натянул его на меня сверху вниз. Ткань скользнула по коже, холодная после его ладоней, и я почти разочарованно вздохнула.

— Ты слишком манишь меня, женушка, — пробормотал он у самого уха, затягивая шнуровку на талии туже, чем нужно.

Я почувствовала, как его пальцы задержались чуть дольше на завязках.

Сайлас затянул последний узел, пригладил ткань на моей талии и почти бережно поправил спадавшие пряди. Его пальцы коснулись моей диадемы — короткое движение, и вот он отступает на шаг, глядя с привычной ехидцей.

— Готова, женушка. Теперь даже дядя не скажет, что тебя спешно одевали в мужской спальне, — протянул он с ленивой усмешкой.

Я повернулась к нему, прищурилась. Он заметил мой взгляд и усмехнулся шире:

— Почему ты так на меня смотришь?

— Как я на тебя смотрю, Сай?

— Будто я не урод, — сказал он спокойно, но в глубине глаз мелькнула осторожность.

— С чего ты взял, что ты урод? — спросила я прямо.

Его брови слегка приподнялись, и впервые в его лице проступило искреннее удивление, не спрятанное за колкостью. На миг он будто потерял почву под ногами.

Я шагнула ближе и легко коснулась его губ своими. Короткий, мягкий поцелуй, без вызова, без игры. Просто потому что мне так хотелось.

Сайлас моргнул, а потом хрипло сказал:

— Мне не нужна твоя жалость.

Я улыбнулась, чуть отстранившись, и прошептала:

— Хорошо. Потому что я не планировала тебя жалеть, муж.

Сайлас стоял близко, почти нависая надо мной, но голос его был низким, мягко-хриплым, а в глазах — всё та же привычная усмешка:

— Ты смелая, да? А если я верну тебя в постель и сделаю своей?

Я приподняла подбородок, стараясь не отступать.

— А разве я не твоя?

Уголки его губ дрогнули.

— Хитрюга, — протянул он, чуть склонив голову. — Ладно. Вернёмся к этому вопросу в другой раз.

Он взял меня за руку, будто между делом, но пальцы его обхватили мои крепко, уверенно. Я замедлила шаг, чувствуя, как в груди поднимается тревога.

— Я не хочу, чтобы Флам… — слова сорвались сами.

Сайлас взглянул вниз, на меня, и его лицо стало чуть жёстче.

— Я тоже не хочу. Но боюсь, мы этого не избежим, малышка.

— Он тоже будет считаться моим мужем?

— Да.

Я сжала губы, слова вырвались резче, чем хотела:

— Я не хочу. Он… он как раз точно захочет «сделать меня своей», как ты выразился.

Сайлас задержал дыхание, глаза его потемнели, линия рта стала жёсткой:

— Он не настолько… нет. Он не станет.

— Ты сам в это не веришь, — тихо сказала я.

Он отвёл взгляд, чуть отвернувшись, плечи его едва заметно напряглись.