Слишком смышленый дурачок - Григорий Константинович Шаргородский

— Где она?

— Наверняка в сейфе.

— Ты читал её? — насторожённо спросил я.

— Нет, — отрицательно мотнул головой Дима. — Страстотерпец был совершенно безумен. Даже отец просмотрел книгу просто для интереса. Но планы на неё у меня имеются. Продавать пока не стал — вещь редкая и дорогая. В Пинске такое точно никто не купит. Разве что церковники, но они наверняка потребует её в качестве пожертвования. Это слова отца. Я думал, если нас с матушкой всё же выгонят из дома, заберу книгу с собой в Туров. Продам, чтобы хватило денег устроиться на новом месте.

— Ты можешь открыть сейф?

— Да, я знаю, где отец хранил ключи, — кивнул Дима и тут же пошёл к столу.

Там он провернул какую-то деталь резьбы и открыл потайной ящичек. Я лишь удручённо вздохнул, поражаясь неосмотрительности моего друга. А если бы вместо меня тут стоял кто-то из подручных того зловредного купца? Ладно, теперь-то у него есть друг, который наивностью не страдает. По крайней мере, мне так хочется думать.

Достав из ящика связку ключей, Дима быстро нашёл нужный и отпер сейф. Как только он открыл дверь, у меня появилось такое ощущение, будто вижу перед собой человека, который вот-вот сунет руку в змеиное гнездо.

— Дима, — поспешно сказал я, чем напряг парня, и это хорошо. — Отойди, пожалуйста, от сейфа.

Он насторожённо посмотрел на меня, но всё же послушался. Я с опаской заглянул за приоткрытую дверцу и увидел внутри пустые полки сверху и лежащую в нижнем отделении толстую книгу в кожаном переплёте. Кожа местами потрескалась, а медные пластины креплений покрыла зеленоватая паутина. Вещь явно древняя и, что самое главное, очень непростая. Похоже, мне повезло — первая же догадка оказалась верной. Правда, я не чувствовал ничего сверхъестественного или похожего на пережитый ночью страх, но, как только подумал о том, чтобы взять книгу в руки, меня пробила внезапная дрожь, а ладони тут же вспотели. Даже невольно убрал их за спину. Затем всё же осторожно закрыл массивную дверцу. Повернулся к Диме и сказал, глядя ему прямо в глаза:

— Я, конечно, могу ошибаться, но это оно. Это то, что сгубило твоего отца и сейчас убивает мать.

— Ты уверен? — недоверчиво уточнил мой друг, явно не собираясь отказываться от ценной книги просто так.

— Нет, конечно! — вырвался из меня эмоциональный ответ. — Кто я, по-твоему, бесогон, что ли? Говорю то, что чувствую. Могу ошибаться. А если всё же не ошибаюсь?

— И что теперь делать? — тоже начал яриться парень, пребывая в растерянности, и я его понимал. — Позвать городских бесогонов? Одна такая наивная уже позвала. — Видя моё недоумение, он пояснил: — Со мной в гимназии училась девочка. Ей кто-то подсунул книжицу, в которой было описано, как вызвать демона, который поможет приворожить парня. Её мать нашла книгу и позвала бесогонов. Те перевернули всё в доме вверх тормашками. Даже обои порезали. Девочку упекли в монастырь. А я точно знаю, что она никакая не сатанистка. Просто дура набитая.

— Ну, тогда, может, оставим всё как есть? — с иронией предложил я. — Вдруг повезёт, и ты успеешь продать книгу до того, как твоей матушке станет ещё хуже. Да только как будешь жить дальше, зная, что по твоей вине эта тварь грызёт чью-то православную душу?

Дима застыл с открытым ртом, так и не высказав очередной довод в свою защиту. Да и мне стало не по себе, ведь парень прав. Даже отец Никодим говорил, что бесогоны могут перестараться «от греха подальше». Так, стоп, отец Никодим!

— Дима, — окликнул я всё так же стоящего с полуоткрытым ртом товарища. — Есть вариант. Можно обратиться к отцу Никодиму. Скорее всего, книгу он сожжёт, но точно только после того, как подтвердит, что она представляет угрозу. К тому же не побежит к бесогонам.

— Ты уверен? — оживился мой друг, скорее всего понадеявшись на то, что знающий священник может и сказать, что с книгой всё в порядке.

— Нет, конечно, но я точно знаю, что это лучше, чем продать опасную вещь какому-то бедолаге, взяв на душу тяжкий грех.

Дима снова застыл с открытым ртом. Мелькнула ехидная мысль, что это уже входит у него в привычку, но я тут же отогнал её. Сейчас точно не до шуточек. Затем мой друг поник, словно из него выдернули стержень, и посмотрел на меня с какой-то бесконечной тоской в глазах:

— Наверное, ты прав. Нельзя перекладывать свои беды на чужие плечи. Зови своего попа. Вон можешь воспользоваться телефоном.

Мне стало очень жаль его и немного стыдно за то, что именно я стал причиной таких переживаний. С другой стороны, вполне возможно, мне удалось отвести от него беду, более страшную, чем смерть матери и перспектива бедности. Я печально улыбнулся и сказал:

— Телефон — это хорошо, но в нашем районе такая роскошь может быть только в околотке, и то не факт. В общем, ты пока готовься к открытию, а я побежал. Закрой и сейф, и кабинет. Ключи держи у себя и не давай матушке, как бы она ни просила.

Задержавшись ещё немного, я написал записку. Уже выскочив из дома, подумал о том, что остался без завтрака. Но мне не привыкать, а дело не терпит отлагательств. До остановки было рукой подать, к тому же туда как раз подъезжал трамвай. Я неплохо изучил карту города с трамвайными маршрутами, так что сориентировался быстро и у здания речного вокзала сошёл, когда солнце ещё толком не поднялось над горизонтом. Утренняя служба наверняка ещё идёт, но это не значит, что можно тормозить. Придётся ещё побегать. Мой путь лежал мимо каменной ограды складского комплекса аж до старых причалов, у которых по утрам частенько рыбачил Андрюха Заяц.

По тропинке между пустырём и оградой складов я двигался с определённой опаской. Рабочий день у биндюжников уже начался, но всё равно был шанс наткнуться на одного из них. Парни они резкие, а репутация у меня после того, как укусил Кирьяна, наверняка не самая лучшая.

Сегодня мне определённо везло — по пути не наткнулся ни на кого агрессивного и застал Андрюху на месте рыбалки. Немного понаблюдал за ним из кустов, которыми поросла вся территория старых причалов. Заяц, получивший своё прозвище за два выдающихся зуба, пожалуй, был единственным человеком из всего проживающего в нашем портале молодняка, не вызывавшим у меня неприязни. Он, как и все, называл меня дурачком, но получалось это как-то сочувственно, что ли.