Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

Они вошли, и Гюрза запер за собой дверь – вручную, на замок, встроенный в ручку. Внутрь Карина ещё не входила – только подглядывала из коридора, это не считается. На столе были бумаги, белые и изжелта-коричневые, как будто чаем их пропитали; кто так тратит чай? Головоломки – квадратный каркас в треугольном и наоборот; карты звёздного неба с месяцем в разрезе… И книжка «Мёртвый против Высохшего». Неужели Ференцу такое интересно? Карина раз попробовала почитать – всё тот же интернат, только как будто бы все стали в два раза старше и могут, хоть в теории, стать богатыми. Да ну.

– Он говорит: чисто научный интерес, – сказал Гюрза, поймав Каринин взгляд.

А вот ваза с покрытыми снегом ягодами – и снег не тает. А вот – галстук, что ли? Да, и правда галстук, только вместо узла какой-то жёлто-оранжевый глаз с вертикальным зрачком. А вот серёжка-паутина, он в такой в интернат являлся. А вот банка с мазью.

– Он руки мажет слизью для чешуи, – сказал Гюрза. – Говорит: после всех упражнений с огнём самое то…

Вообще-то она ещё не видела Ференца с огнём, только Гюрзу с драконами, – но промолчала. Горстка яблочных косточек.

– Не трогай!

Как перестать рассматривать? Лучше музея. А Гюрза всё ходил туда-сюда, медленно, осторожно, будто бы пол мог отпружинить. А когда Гюрза волновался – он рассказывал.

– Вообще-то он редко открывает прямо отсюда, в дорогу можно выйти из любой точки, если сама дорога уже есть и путь открыт. Поэтому он ходит со двора, с чердака, откуда-то чуть ли не из кухни, чтобы никто из наших точно-преточно за ним не пошёл… Я пару раз увязывался раньше.

Гюрза хмурился, будто не мог понять, откуда пахнет гарью, только никакой гарью здесь не пахло. Мёдом. Мятой.

– Может, он специально устранился, чтоб мы с тобой могли вот так сходить. Ему же иногда бывает стыдно. К тому же надо гасить долг за переход.

– Что?

– Если вы из ваших мест ушли прямым путём, а вы ушли, это требует сил и платы. Платы силами. Есть открытые точки, есть дороги, нет, ему надо было напрямую…

– Так к нам ломились там уже.

– Нет, – сказал Гюрза. – Нет, он хотел быстро уйти только для того, чтобы ты не успела толком ни о чём подумать.

– Да ты чего вдруг гонишь на своего отца же!

– А кому же ещё на него гнать? – «Гнать» он выделил голосом, будто не был уверен, что это значит. – И тут ещё вопрос: гнать коней или гончих…

– Пургу гнать!

– Пургу?

– Если б я не хотела, я б никуда с ним не пошла ни за минуту, ни за час, ни за три вечности. Можно подумать. Он же мне не конфеты предлагал. И мне не пять лет.

– Конфеты?

Да как он дожил-то до своих лет.

– Я не могу пока поймать вход, хотя он и есть. Скажи, что хочешь принести своим?

Мяч Гюрза отказался сотворять – «Я не смогу именно нужный материал», – зато сотворил сумочку и туфли, тушь и помаду, и шоколад, шоколад, много шоколада. С чипсами было сложней. Восседая на подоконнике – на столах почему-то сидеть не любил, может, это только Ференцу нравилось, – Гюрза переспросил:

– Картошку высушили?

– И посыпали приправами.

– Соломкой нарезали, что ли?

– Не соломкой! Ломтиками. Ну, не знаю, как ветчину. Чтоб тонко!

У него вышли самые плоские, самые ровные, самые крупные чипсины на свете, и размещались они в провощённом бумажном свёртке. Или как – конверте? Завёрнуты в бумагу, перевязаны верёвкой. Ну и послание. Ладно, наверняка мелкие будут рады и таким – Антон уж точно будет! А мелким ещё можно толкнуть вечную легенду, что Карина стала принцессой. Всегда кто-нибудь да мечтал, что будет принцессой и сможет есть бургеры, как из старых фильмов, и чипсы оттуда же.

Иногда кто-нибудь мечтал быть воином с бластером.

– Гюрза, – спросила Карина, пока он складывал все эти свёртки и кульки в измятую дорожную сумку. – Гюрза, а можно ещё Катьку к нам сюда?

– Скажи так, чтобы без вопроса.

– Катька. Моя подруга. Хочу здесь её.

– Мы не можем таскать людей туда-сюда.

– Меня же вытащили!

– Ты и так была нам назначена. В смысле, не именно нам. Но выбрана игрой.

– Да у вас тут толпа народу, что за разница?

Гюрза вздохнул, разгладил бумагу на свёртке с мармеладом. Ещё раз разгладил.

– Спроси у отца. – Если он будет так продолжать, мармелад превратится в липкий блин. – У отца спрашивай всё это. Я не знаю.

– Но я не могу задавать вопросы!

– А я не могу давать ответы. Можешь кусками попросить.

– Он не ответит.

– Так и я не могу! Пошли под стол.

– Что?

– Я более чем уверен, что вход там.

Первое, что Карина увидела, оказавшись на той стороне, то есть на своей стороне, то есть в интернате, – туфли Слалом и её икры. Оказывается, когда сидишь так близко, можешь разглядеть даже вены – фиолетовые, распухшие.

Глава 16

Она повернулась к Гюрзе – насколько позволял стол. Куда ты меня притащил? Что сейчас будет? Но Гюрза только головой покачал. Что?..

Они сидели под столом – бок о бок, волосы к волосам, кто-то кому-то отсидел бедро, кто-то кого-то обнял – и ждали, пока туфли Слалом отдалятся. Она не стала бы заглядывать под стол, даже если бы видела, что они там, – дождалась бы, пока сами выйдут. Шоколад, мармелад, клюква в сахарной пудре, цветные драже – всё, что Карина могла вспомнить недоступного и радостного и что Гюрза любезно сотворил, теперь стиснуто было между ними. Гюрза сжал её руку – как тогда в лазарете.

Слалом отошла. Туфли её, конечно, были чёрными. Гюрза опять сжал Каринину руку, да нет, дёрнул, и туфли вдруг стали красными. Сами собой – так к очень бледному человеку медленно возвращается нормальный цвет лица.

А потом Гюрза оттолкнул Карину плечом и вылез из-под стола.

– О, – сказала Слалом. – Ой, вы меня давно ждёте? Я вас не заметила.

– Нет, – сказал Гюрза, – только что пришёл. Меня же правильно направили?

Он только что вылез из-под вашего стола. Он одет в чёрное, у него волосы вьются, и ему шестнадцать. Как?

– Вы в рамках спонсорства у нас, да?

– Гуманитарной помощи. Если не возражаете, я бы раздал сам.

– Они сейчас на самоподготовке, – сказала Слалом, и это значило: после полдника, но до ужина. – Вы же младших имеете в виду?

– И их тоже, – сказал