Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

– Ой, да чего им помогать… – Она, наверное, опять ночь не спала, то отчёты, то инвентаризации, вот и выдала то, чего говорить нельзя. Хотя, с другой стороны, может, она всё-таки чувствовала, что Гюрза ненастоящий. Из всего, что Ференц с Гюрзой умели, всё равно самым удивительным было вот это – отводить глаза Слалом. Ну не могла она не чуять подвоха.

– Талантливые мальчики, – сказал Гюрза, – и девочки.

Он как будто бы делал это сотню раз. Говорил что-нибудь – люди додумывали дальше. Окуни деревянную палочку в кипящий сахар – и он налипнет на неё кристаллами. Слалом навешивала на слова Гюрзы свои догадки.

– Да, да, конечно. – Она наверняка закивала, и Карине ужасно захотелось вдруг ткнуться ей в живот – как раньше, когда она ещё их обнимала. Когда было можно. Платье на ней с тех лет всё то же – шерстяное, жаркое.

– Пойдёмте тогда. Они там шумят, конечно…

– О, – сказал Гюрза, – кто из нас не был буйным в юности.

Да ты несчастную эту юность живёшь вот прямо сейчас!

– Есть ли тут девочка, которую зовут Катя? Она писала письмо или что-то в этом роде.

Катька уже лет пять никому не писала писем, и Слалом точно об этом знала, но сказала:

– А, Катерина? Там же должна быть. Она, конечно, уже персонал, а не воспитанница, но почему бы нет?

Гюрза распахнул перед Слалом дверь:

– Дамы вперёд.

Дождался, пока она выйдет, и кивнул Карине тоже: выметайся, мол.

* * *

Катьку они нашли в актовом зале. Смешно, у Ференца она актовый почти не вспоминала, а ведь дышалось здесь чуть ли не лучше всего. Тут можно было задерживаться почти допоздна, если репетиции. Пол крошился на опилки и потому пах деревом. За сценой – там от потолка до пола вечно висела то белая штора в честь зимы, то выцветшая рыжая в честь лета, – за сценой громоздились леса на колёсиках. Такие деревянные леса, которыми раньше обносили новостройки. На этих лесах Карина сотню раз сидела с Катькой, спускала на верёвке из-за шторы то специально утяжелённые бумажные снежинки, то – по сюжету – игрушечную кошку, то ещё что.

Гюрза увидел сцену и нахмурился. Карина дёрнулась на всякий случай:

– Что опять с тобой?

Слалом кивнула ей, здороваясь как-то рассеянно – приняла то ли за помощницу, то ли за местную, но уж точно не за неё саму, – поэтому Карина шла открыто, и сумка с дарами оттягивала плечо. Гюрза вертел головой – он видел трещины на стенах и светло-зелёную краску; видел двери с табличками и без табличек; видел подоконники, исписанные ручкой и фломастерами; и хорошо, что вряд ли он пошёл бы в туалет.

– Ничего, – ответил Гюрза, глядя на сцену всё с таким же укором. – Мне просто тоже приходилось играть в театре.

«Приходилось». Впрочем, может, его для концертов с уроков не снимали. Самой Карине никогда не доставалось серьёзных ролей – она всё время начинала смеяться не в тему, – но принести, отнести, подменить, подсказать текст, повыть за кулисами, опустить снежинки…

– О, а кем ты был? Я вот была конём.

– Кем?

– Белым конём в карете девочки одной.

То есть карета-то была каретой принцессы, но для Карины это была Наташкина карета, а вовсе не чья-то там.

– Да как ты могла быть белым конём?

Тут Катька наконец-то их заметила. Вообще-то она играла на местном пианино что-то угрожающее, и младшие девочки бесились, взявшись за руки, и на репетицию это не было похоже. Но при спонсоре, или кем там Слалом сочла Гюрзу, она орать бы всё равно не стала, а потом она забудет. И действительно, она просто стояла, ожидая, пока Катька обернётся, а потом пояснила:

– Екатерина Игоревна! Спонсоры пришли.

Эх, надо было этим мелким принести резиночек. Карина потянулась снять браслеты – чёрные, кожаные, на каждой руке штук пять. Они, конечно, в этом возрасте ещё не любят чёрное, но вдруг какая-нибудь одна всё-таки обрадуется?

Катька сказала:

– Ой, здравствуйте, а у нас тут физкультпятиминутка. Вообще-то мы «Берёзку» репетируем.

Откуда может быть «Берёзка», если один концерт они отыграли, а у второго ещё сценарий не написан? Наверное, Катька просто вытащила мелких покричать под музыку.

– Здравствуйте, – сказал Гюрза, обращаясь не столько к Катьке, сколько к маленьким. Мышиные косички, у одной короткие волосы. Очки. Одна вообще вон в розовой пижаме – интересно, откуда здесь взяла, прислали, что ли?

– Здрасьте, – сказала эта в розовом, – а что у вас есть?

– Смотри, – он сел на корточки, как будто сотню раз так делал, – смотри, вон что моя помощница вам принесла.

Интересно, а если мелкие сейчас полезут с писком её обнимать – Слалом задумается? Но нет, они не лезли – все столпились вокруг сумки.

– Да вы идите, – сказал Гюрза, не поднимаясь. – Мы тут и сами повзаимодействуем.

– А ведомость вы где, на проходной оставили?

– Конечно, – подтвердил Гюрза. – Именно там.

Вот уж кто, верно, играл в театре так играл. Какую ведомость? Гуманитарную помощь вообще присылали в клееных-переклееных коробках, а чтобы лично привозить, так при Карине этого ни разу не было. Может, давно. Может, когда она болела. Или было? Тьфу ты, теперь он ещё и её запутал!

Розовая малявка вытащила из сумки розовую тушь и принялась отвинчивать колпачок.

– Эй! – сказала Карина. – А ну, это не тебе!

Гюрза поморщился:

– Ты опять как с Семёном. Их там две, по-моему.

Слалом ушла – вот интересно, вспомнит она в коридоре, как вообще оказалась в зале и зачем приходила? – и Катька спрыгнула с табуретки. Какая-то особая была табуретка под пианино, чуть повыше обычной. Ну наконец-то, наконец-то, наконец-то.

– Екатерина Игоревна, – окликнула Карина не спеша. – Екатерина Игоревна, у меня тут тушь и туфли.

Катька должна была сначала не соотнести. Повернуться, нахмуриться, сказать: «Привет» – и только потом вспомнить, что Карины тут быть не может, и начать: как ты? Что ты? А если вдруг найдут? А где ты теперь? А кто с тобой? Ты что, всё это украла? И можно было бы прыскать и говорить: ничего не знаю, это гуманитарная помощь пришла! И так пока Катька не рассердится и не стукнет в плечо, и вот тогда было бы можно всё ей рассказать. Отправить мелких восвояси и рассказать. Или забраться на леса. Или ещё…

– Здравствуйте, – сказала Катька. – К сожалению, нам по уставу не положено.

Что?..

– Наверное, можно будет провести как реквизит. Туфли Снегурочки. А это что, тушь? Ой, мы усы ею нарисуем.

– Кать, какие