Адвокат Империи 11 - Ник Фабер

Сначала этот момент вызвал у меня некоторое удивление. Альфы очень бережно относились к своим сородичам. Настолько, что даже за самые страшные преступления не карали своих сородичей смертью. Либо изгнание, либо заточение. Приученные жить в замкнутом обществе, те, кому не повезло оказаться выброшенными в реальный мир, пребывали в ужасном состоянии. У них не было ничего, к чему они привыкли за свою долгую и относительно спокойную и безопасную жизнь. И в этом не было ничего удивительного, если вспомнить слова Лара о стагнации их общества.

Так что со временем те, кого по тем или иным причинам изгнали, собирались в небольшие группы, чтобы хоть как-то поддерживать себя. Они работали на людей, принимая у них заказы на ту или иную работу, так как приобретённые за долгую жизнь навыки всё равно оставались с ними.

Эри тоже была одной из них. До какого-то момента. Пока, по её же собственным словам, её не начало выворачивать от отвращения от подобного окружения. Выросшая среди, по сути, альфарской элиты, её воротило от собственных же товарищей по несчастью, которые смирились со своей судьбой и стали чуть ли не наёмниками на службе у тех, кого она терпеть не могла ещё больше.

— Если ты так ненавидела людей, то…

— Как так вышло, что я стала не только служить одному из них, но ещё и легла с ним в одну постель? — с сарказмом спросила она, и её голос сочился ядом.

— Что-то вроде того, — кивнул я.

— Мы с Людовиком встретились во время его охоты, — произнесла она, разглядывая ногти на левой руке. — Знаешь, это было даже забавно. Я привыкла к тому, что люди восторгаются моей красотой, но Людовик… Он был молод. В расцвете сил. Уверен в себе. Галантен. Тогда он ещё не был королём, но уже готовился к тому, чтобы занять трон. Его отец был болен, и все понимали, что долго тот не продержится. Людовик же как любящий сын решил, что я смогу помочь его отцу.

— И ты помогла? — задал я вопрос, внимательно следя за выражением его лица.

— У меня не было такого желания, но… Меня подкупило, что он обращался ко мне с уважением и почтением, которого я уже давно в то время не испытывала. Я попыталась, но болезнь, которую сейчас в ваших учебниках называют болезнью Альцгеймера, зашла слишком далеко, чтобы её последствия можно было обратить вспять даже с помощью той магии, которой я владела. В тот день, когда Людовик впервые привёл меня к своему отцу, король не сразу смог узнать его.

Она замолчала, прикусив губу и тупо глядя в стену перед собой.

— Знаешь, я не люблю людей. На самом деле я испытываю к вам искренне отвращение. Всегда испытывала. Но пятьдесят лет скитаний несколько притушили это пламя. А то внимание, которым он меня одарил… Оно было слишком приятным, чтобы от него отказываться. Оно… оно было как тёплое одеяло после холодного дождя. Снова получить возможность почитания и восхищенные взгляды. Как женщина откажется от подобной возможности? Вот и я не смогла. Так долго быть в одиночестве и вновь обрести чувство, когда на тебя смотрят без жалости. Когда в тебе видят равную, с уважением. Это чувство пьянило больше вина.

— Почему он это сделал?

— Почему отправил нашего с ним сына на проигранную войну, прекрасно зная, что он с неё не вернётся? — Эри грустно усмехнулась. — Очень просто, Александр. Потому что его отравил страх. Страх потерять ту власть и положение, которое у него было, хотя всё началось ещё до того. Я отговаривала его от вступления в ту войну. Его жена просила его одуматься. Но нет. Вы, мужчины, такие гордые. Такие тщеславные. Вы не можете потерять то, что считаете своим. Ведь это поражение. Ведь лишиться чего-то, что, как вы думаете, принадлежит вам, так унизительно. Вы как дети, у которых отобрали игрушку. Вот и Людовик не смог отказаться от своих колоний на далеком континенте, когда Пендрагоны заявили свои права на них.

Она просто сидела и говорила. Негромко. Спокойно. Словно изливая душу. И что-то мне подсказало, что, вполне возможно, это был первый случай, когда она действительно говорила об этом вслух.

— Окружению короля не нравилось, что я находилась при его дворе. В первое время меня воспринимали так, как и должно. Советницей. После видели во мне любовницу. В то время подобное не особо скрывалось. Да это и не требовалось. Даже его жена об этом знала. И всем было плевать. Такое уж общество. Главное, чтобы королева рожала наследников. И она рожала. Трёх прекрасных ребятишек. Двух мальчиков и девочку.

— Я так понимаю, ты очень хорошо их знала?

— Лучше, чем мне хотелось бы. — Эри невесело усмехнулась, и в её голосе промелькнула сталь. — Правда, в первое время они вызывали у меня ничего кроме издевательской улыбки. Такие маленькие. Глупые. Несмышленые. Мне потребовалось почти полгода, чтобы понять, что хочу того же…

Она сделала это без ведома короля. Сначала скрывала беременность. А когда призналась ему в случившемся, то, к удивлению Эри, Людовик оказался рад подобному исходу. По крайней мере, так было поначалу.

К несчастью, подковёрные дворцовые игры всё извратили. Слишком многие понимали, что именно произошло и как у Его Величества появился ещё один ребёнок в то время, когда у королевы не имелось признаков беременности. Впрочем, негласные и завуалированные заявления короля, что ребенок будет лишён права на престол, по большей части сгладили ситуацию. Некоторое время, по крайней мере. И Эри была с этим согласна. Её мало интересовали претензии на французский престол. Ей, познавшей счастье материнства, было абсолютно плевать на возможное наследство.

К сожалению, многие из окружения короля считали иначе. И в особенности больше всего испугались прямые наследники. Они углядели в этом попытку захватить трон. Никто не хотел конкурировать с полукровкой. Более крепкое здоровье. Долголетие. Пусть и не практически бессмертная жизнь, как у его матери, но несколько веков у него было бы точно. Юный Луи Мартел мог стать тем королём, который затмил бы и отца, и братьев с сестрой.

Постепенно, год за годом, они давили на короля. Убеждали его и его окружение, что подобное надругательство над линией крови их благородной семьи, что тянулась без перерыва вот уже семь веков, может быть извращена