Крылья за спиной - Саманта Миллс

Земолай была дома.

Интерлюдия

Подумайте вот о чем: «Вначале был город из камня и глины, небогатый народ, убежище в ничем не примечательной долине. А потом явились боги».

Чем была Радежда до богов? Она даже Радеждой не называлась – до попытки вторжения Равастана и смерти первой святой, да будет благословенна ее память. Это даже трудно было назвать городом хоть в одном из вышеперечисленных смыслов. Разрозненная группа семей, разбросанных по тихой долине у подножия Келиорских гор. Они возделывали землю с помощью каменных орудий. Они жили в домах из дерева и глины. Только гораздо позже, оглядываясь назад, сказали мы: «Ах, именно здесь начался город!»

Представьте себе такую жизнь. И представьте себе их изумление, когда небо засияло божественным светом и впервые раздались эти непостижимые голоса. Пятеро их было, каждый со своими пристрастиями, каждый со своим набором даров.

Представьте себе.

С тех давних пор мало что сохранилось. У нас есть фрагменты «Свитков горы Дирка». Намеки и шепотки из прошлого – они боялись, потом перестали. Они были поражены блеском Пятерых, а затем начали объединяться в соответствии с учениями каждого бога.

Это мы знаем бесспорно:

Техно-дэв требовал от своих последователей исследовать и изобретать, потому что без техников нет прогресса.

Схола-дэв требовал от своих последователей учиться и изучать, потому что без книжников город погряз бы в ошибках прошлого.

Дея-дэв требовал от своих последователей трудиться и благоустраивать, потому что без рабочих нет производства.

Агро-дэв требовал от своих последователей сеять и жать, потому что без земледельцев город голодал бы.

Меха-дэва требовала от своих последователей защищать и судить, потому что без воинов город пал бы перед первым же налетчиком.

Замечательно. Емко. Но на деле все гораздо сложнее. Мы рыли холмы, пахали землю и строили машины, о которых и не мечтали. Мы были едины в молитве, в стремлениях и вере в то, что все возможно, пока мы следуем мудрому руководству существ, избравших нас превыше всех остальных в мире, своим любимым народом.

Если город – это повесть, то наша была прекрасна в своей простоте: они пришли к нам, они возлюбили нас, они показали нам, как жить.

Наши боги определяли, кто мы есть!

А затем наши боги уснули.

Глава одиннадцатая

Умоляю вас, дайте этому еще один шанс. Это единственное справедливое решение: назначить по одному представителю от каждого учения, чтобы он представлял свои доводы перед лицом общественности, и тем самым достичь общего блага…

Письмо Схола Пьеренски мастеру Стасии по поводу создания совета Пяти

Из всех возможных последствий взрыва на совете Пяти самым поразительным стало то, что Меха Петрогон выжил.

Новость разнеслась по городу как лесной пожар. Голос вернулся с самого порога смерти, и все в Паве возрадовались, ибо это означало, что он воистину благословен: избранному представителю меха-дэвы в Радежде еще предстояло многое совершить.

Но невредим он не остался. Из хирургических покоев Меху Петрогона выпустили только через две недели после покушения (две недели секты перебрасывались слухами, яростными обвинениями, опровержениями и угрозами).

Говорили, что он лишился ног и вместо них ему поставили механические протезы.

Говорили, что он не разговаривает ни с кем, помимо своего ближайшего окружения.

По крайней мере, их людей. Вспышки над башней Кемьяна ясно показывали, где проводил время Голос. Каждое утро Меха Петрогон по нескольку часов общался со своим божеством, хотя пока не делился сказанным ею.

Новости растекались по тренировочным площадкам густым потоком, просачиваясь через родственников, через наставников в виде неподтвержденных пересудов. Демонстранты вломились в пекарню, требуя погасить печи. В очередях за хлебом вспыхивали драки. Сгорел пансион (но где именно, мнения разнились). А затем, через неделю после выхода из наркоза, Петрогон отправил гонца на границу. Полевым командирам было приказано вернуться в город. Секта мехов намеревалась мстить.

Когда Меха Петрогон созвал собрание, Зеня сидела у себя в комнате, но едва расслышала объявление из-за гула в ушах. В руках она держала письмо.

«Дорогая Зеня», – гласило оно, словно самое обычное послание в самый обычный день. «Дорогая Зеня» – словно в руках у нее не очередная бомба, только из бумаги и чернил, а не из проволоки и глины.

Когда в дверь замолотили повторно, она засунула все под матрас и выскочила наружу, надеясь, что руки дрожат не слишком заметно.

Зря переживала. В отличие от прошлого раза, когда Меха Петрогон, гордый и суровый, вдохновлял их на первый полет, не слышалось ни веселой болтовни, ни сквернословия; не мелькали улыбки. Зеня скользнула на отведенное их пятерке место – никто на нее и не взглянул.

Еще больше не по себе сделалось, когда она осознала: в тот день созвали не только курсантов. По периметру двора выстроились кухонные работники и персонал башни – даже единственный в комплексе наставник по инженерному делу, Фэйан Санадор. Весь первый год Зеня ходила к нему в мастерскую осваивать техническое обслуживание и ремонт снаряжения. Смеялась его шуткам, когда не видели товарищи по команде, и радовалась, что задания он давал самые обычные, без фокусов.

Сейчас Санадор не шутил. И выглядел так, будто не спал месяц.

– Равнение вверх! – скомандовал Пава-пятикурсник.

С вершины башни Кемьяна поднялись крылатые. Одно за другим их узкие тела опускались вниз, словно клинки, обрамленные великолепием крыльев, переливающихся металлическими оттенками синевы и зелени, меди и серебра. Иные, прежде чем изящно приземлиться, делали круг над полигоном. Другие падали камнем, зависая в воздухе в самую последнюю секунду и поражая зрителей точностью маневра и своей мощью.

В горах за пределами радеждинских пашен полевые командиры Петрогона проводили в воздухе целые дни, выслеживая врага, уничтожая пешие дозоры соседей. Настоящие воины – спереди к кирасам пристегнуты замысловатые парчовые гребни, руки сплошь покрыты шрамами.

Вскоре за ними приземлилась команда Павы, включая Водайю и Раксу. Эта парочка являла собой резкий контраст: пыльная кожа и серебряные крылья Водайи, темное сукно и бронза Раксы. Водайя смотрела мрачно, – по сути, она смотрела мрачно вот уже три недели без перерыва.

И наконец, сам Меха Петрогон, жестко приземлившийся на свои новые ноги. Он ничем не выдал боли, которую наверняка причиняла ему свежесращенная с железом плоть, но щеки у него запали, а кулаки были крепко прижаты к бокам.

– Слушайте все! Книжники и техники разжигают мятеж. Книжники продолжают отстаивать свою ересь, а техники используют раздор, чтобы протолкнуть собственные