Крылья за спиной - Саманта Миллс

Веселые. Шумные. Сроднившиеся. Они напоминали старый учебный отряд Земолай до того, как она к нему присоединилась. А она, словно дремлющий в глубине пещеры медведь, пыталась отгородиться от их товарищества, их шуток; отношений, проступавших, когда детки переставали следить за каждым словом.

Настроение у нее испортилось, чему способствовало откровенно ядовитое пойло Рустайи, и она занялась самокопанием – а это всегда ошибка.

И тут Гальяна пустилась в пьяные рассуждения о службе, которую они только что видели в катакомбах под башней Желан:

– Как ты думаешь, что там у подножия? Мы всегда видим вершину ландшафта, ложе бога… а внизу что? Откуда там столько места, если они над нами?

– Ты теперь еще и книжница? – перебила ее Земолай. – Как ты можешь задавать такие вопросы?

Гальяна, опешив, заморгала.

– Я хочу больше знать о природе богов, – ответила она. – Нам всем это надо.

– Нет! – горячо возразила Земолай. – Не надо.

Ничего не менялось. Техники и книжники по-прежнему верили, что богов можно понять с помощью науки и исследований, как будто человечеству вообще полагалось их понимать. Они вечно подвергали сомнению моральное состояние общества, постоянно норовили раздвинуть границы допустимого, богохульствовали – и навлекли на всех гражданскую войну, и чего ради? Ничего. Лучше в Радежде не стало, только хуже.

Но Гальяну было не сбить.

– Почему они спят? – спросила она. – И как давно на самом деле? Мы отклонились от их замысла? Мы же выстраиваем свою жизнь по их заветам. Разве нам не следует знать о них больше?

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – прошипела Земолай.

– Так о том и речь. Мы не знаем…

– Я сказала, ты не понимаешь, о чем говоришь, – повторила Земолай, наконец разозлившись, и злости той хватило бы на неделю, на двадцать лет хватило бы. – Вы сидите тут и плетете всякие теории, словно боги – это такая логическая задачка, словно они нереальны, не живы и не спят в небе над нашим городом. Я свое божество видела. Я была в непосредственной близости от нее. Я испытала на себе ее осуждение.

У Земолай перехватило дыхание, спина от воспоминаний горела огнем.

В комнате повисла мертвая тишина, всякое веселье увяло. Тимьян положил ладонь Гальяне на плечо, призывая помолчать, но та не унималась:

– Схола-дэв ценит свободу мысли.

– Может быть, схола-дэву и по нраву эти игры, – покачала головой Земолай, – но только ему. У агро-дэва не бывает гипотетических пашен. Техно-дэв не пренебрегает математикой. Разве заветы меха-дэвы оставляют место для инакомыслия? Нет. Но вы все равно продолжаете мутить людей, забивать им голову сомнениями, науськивать их друг на друга, сбивать с пути – ради чего? Чтобы эти идиоты-мальчишки ломали свои жизни, расшибали голову о принятый порядок вещей, сражались и гибли из-за пустого места…

Земолай умолкла, задыхаясь от ярости.

– Это не пустое место, – сказала Гальяна, но уже не так неуверенно.

Земолай вдруг повело. Тяжесть перекрытий над головой, сгустившийся от дыхания множества людей воздух, устремленные на нее взгляды сделались невыносимы.

– Ей на сегодня хватит, – вмешалась наконец Элени мягко, но с твердыми нотками в голосе.

Земолай сердито глянула на нее, уязвленная тем, что Элени заметила ее состояние. Не говоря больше ни слова, она уронила бутылку и удалилась в одну из пустых спаленок в задней части квартиры, с единственным узким окошком и одиноким увядшим растением на нем. Она забралась под вытертые простыни, стараясь не думать, сколько тел те повидали до нее.

Головокружение вскоре отпустило, но Земолай не могла заставить себя встать. Хотелось пить, но тело не слушалось. Сначала она уговаривала себя, что подняться не дает физическое истощение, просто она еще не до конца восстановилась после мучений в клетке, но, когда час превратился в три, Земолай поняла, что в починке нуждается не только тело. Она лежала без сна, уставившись на голые стены каморки, не в силах пошевелиться.

Спустя некоторое время скрипнула дверь.

Матрас за спиной прогнулся. Элени не касалась ее, но тепло ее тела окутало Земолай фантомными объятиями.

– Не торопись, – негромко сказала Элени. – Нельзя в одночасье разрушить то, что строилось десятилетиями. Разреши себе прочувствовать это.

Забавный совет, учитывая, что в настоящее время Земолай вообще ничего не чувствовала и намеревалась продолжать ничего не чувствовать до конца отпущенного ей срока. Она просто устала; слишком устала, чтобы объяснять, что она просто устала.

– Тебя когда-нибудь посещали сомнения? – спросила Элени (мягко, вкрадчиво – слишком знакомо).

– Нет, никогда, – быстро отозвалась Земолай, а потом поведала стене правду. – Сначала такого не было.

И тут же пожалела об уточнении. Вспомнились те первые дни – волнение от обретения цели и сияние божественного света; тогда все было просто и ясно.

– Что изменилось? – спросила Элени.

Перед глазами промелькнул образ: заваленный обломками камней Меха Петрогон протягивает руку. Земолай зажмурилась:

– Не знаю.

– Что-то либо изменилось, либо было не так с самого начала, просто ты не видела, – слишком рассудительно сказала Элени. – Что произошло? Когда все пошло наперекосяк?

Она представила себе Водайю, потрясенно свидетельствующую последние, как ей тогда казалось, слова Петрогона; Водайю, бредущую прочь с кровавым отпечатком его ладони на руке. И темные дни, что последовали за этим.

– Она никогда не лгала, – заговорила Земолай, не в силах сопротивляться потребности защищать наставницу даже сейчас. – При всех ее недостатках, не лгала она никогда. Она посвятила меха-дэве всю свою жизнь. Все случившееся – во имя ее.

Элени тихонько фыркнула, но не стала развивать тему. Бесконечно долгое мгновение спустя ее тепло утекло, оставив Земолай в одиночестве разглядывать трещины на стене.

Мятежные малыши перешептывались допоздна. Голоса их становились то громче, то тише, словно ласковый шелест предрассветного ветерка, и под эту-то неуловимо знакомую колыбельную Земолай ворочалась, пока наконец не отключилась, снова и снова пережевывая один и тот же старый вопрос: что на самом деле произошло в тот день?

Наутро Земолай проснулась поздно – отдохнуть не отдохнула, но хотя бы сошел паралич, разбивший ее накануне вечером. Она поплелась в общую комнату, приняла выданную Элени таблетку и затем, не говоря ни слова, удалилась в душ. И стояла под обжигающими струями столько, сколько могла выдержать.

Остальные уже сложили вещи, когда она к ним вышла. После ночного веселья детки выглядели лишь слегка помятыми. Гальяна бросала на нее нервные взгляды. Тимьян вовсе в глаза не смотрел.

Подошла Элени и махнула рукой в относительно уединенный угол:

– Надо поговорить. О вчерашнем вечере.

Ох уж