Барин-Шабарин 7 - Денис Старый

То, что произошло — это сражение, которое запомнится многим. Весьма вероятно, что оно войдёт в учебники истории. Да, по своей задумке операция была, скорее, локальной. А вот по своим результатам её можно было бы сравнить с масштабной битвой. Такие боевые потери у врага, наверное, случились впервые с начала войны. Да, около двух тысяч французов и англичан были убиты или взяты в плен во время штурма крепости Силистрия. Ну, а больше враг и не встречался с подобными ужасами войны.

Так что проведённая операция — это ещё и огромный психологический эффект. Ведь когда армия прёт вперёд, когда у неё сплошные победы, — по крайней мере, на земле, так как на море не всё однозначно, есть уверенность и мотивация драться дальше. Есть вера, что уже скоро всё это закончится, так как череда побед внушает оптимизм.

Но не всё так однозначно. То, что сплошные победы были у врага, скорее всего, случайность, головотяпство. Поговорка про то, что русские долго запрягают, но быстро едут, не лишена смысла. Надеюсь, что кони наши уже запряжены, и остаётся только брать разгон и побеждать в этой войне.

— Его Высочество едут! — выкрикивали солдаты, которые, скорее всего, были посланы в роли дозора, чтобы вовремя выявить приближение наследника российского престола.

Я подобрался…

— Тарас, чарку водки быстро неси, да прикусить чего! — приказал я.

Нет, не шампанским, ни хлебом-солью я собирался встречать наследника. Шампанское после такого сражения я считал пошлостью. Ну и хлеб-соль преподносить тому, кто является будущим хозяином всех этих земель! А пока полноправный хозяин его отец? Явно не правильно.

Уже скоро показались три кареты, две сотни кирасир сопровождения. Кареты остановились, и лишь из третьей вышел наследник российского престола. Это он что, внял моим словам про систему безопасности первых лиц государства? Я говорил Александру Николаевичу, что государство, как и высшие сановники, должны всегда передвигаться в трёх каретах. Причём, каждый раз охраняемое лицо должно занимать разные транспортные средства. Впрочем, говорил я и о многом другом, нынче вспоминать недосуг.

— Ваше Императорское Высочество, прошу простить меня, если что-то сказал лишнее во время завершения операции, — сказал я, припоминая, какую отповедь давал английскому журналисту, ну и Александру Сергеевичу Меньшикову. — Был возбужден и уставший.

Но накипело же! Особенно что касается Меньшикова. Насколько же сейчас неуместны все эти бравурные заявления, что утопим врага в Чёрном море, скинем его с Крымских гор… Не говори, а предлагай реальные операции и действуй! Из-за неадекватной оценки ситуации можно настолько дофантазироваться, что и проиграть в войне.

— Генерал-майор Шабарин, нынче же я отправляюсь обратно в Петербург. Посему… дарую вам орден Святого Владимира Второй степени с мечами. На то имею дозволение. Уверен, что Его Императорское Величество также оценит ваши ратные труды, и без награды вы не останетесь и от императора, — сказал Александр Николаевич.

А Меньшиков…

Даже не представляю, чего ему стоило протянуть мне награду. Вернее сперва наследнику престола, а после уже Александр Николаевич передал мне. Было видно, что даже его, Меньшикова, терпение и стойкость надломлены, настолько же было ему неприятно отдавать мне орден.

Однако, может быть, это и даст последствия в будущем, и я заимел себе врага, но на данный момент мне плевать на Александра Сергеевича Меньшикова. Я слишком сильно хочу победы России в этой войне, чтобы думать о том, что в будущем могу встретиться с новым противником, ненавидящим меня.

— Все вопросы по согласованию дальнейших ваших действий производить с адмиралом Корниловым. И я, дарованной волей императора властью, уже послал за генерал-лейтенантом Сельваном. Он нужен тут, как решительный генерал. Уверен, что сможете совершить ещё одно чудо, как это было сделано при взятии крепости Силистрия. И… сегодня утром, — сказав это, ухмыльнувшись, разгладив свои усы, будто бы казак, наследник Российского престола под всеобщее одобрение махнул чарку водки, резко развернулся, сел в карету и умчался прочь.

Внутренне я ликовал. Ещё не было такого генерала, с которым бы я сработался, помимо разве что Сельвана. При всём уважении к вице-адмиралу Корнилову, пусть он и решительный, и грамотный офицер, он, как и вице-адмирал Нахимов, — символы обороны. Им нужно было бы заниматься флотом, готовить морское сражение, а не отвлекаться на дела на земле.

Но что делать с пленными?

Вот этим вопросом я решил заняться в первую очередь. Взятых моим корпусом пленных ранее было всего чуть менее ста. Теперь из много, очень много. Признаться, я и вовсе не хотел держать у себя этих дармоедов. Так что я успешно, верхом на коне, в сопровождении сотни своих ближних стрелков, отправился в штаб Черноморского флота. Лучше всего — это начать обмен пленными. У врага много наших солдат и офицеров. Теперь есть и у нас обменный фонд.

Это и отличная картинка для журналистов, такой шаг, который чуть-чуть приоткрывает форточку для договорённостей. Конечно, сейчас рано о чём-то договориться с врагом. Пусть французы и англичане, также их союзники ещё лишатся хотя бы тысяч пятидесяти своих славных соотечественников. Судя по санитарному состоянию, холод, который случается периодически, на пару дней, но столь суровый, что может сравниться и с севером России… Всё это не способствует здоровью солдат-агрессоров. Но даже небольшой шаг — обмен пленными, вполне гуманитарный и мы тогда не столь и дикие в глазах «цивилизованных» европейцев.

* * *

Михаил Дмитриевич Горчаков, командующий Южной армией, осматривал с возвышенности Бухареста и думал, а можно ли было его не отдавать австрийцам. Наверное, сражаться за город нужно было. Однако основные укрепления строились южнее Бухареста, что было вызвано географическими условиями.

Между тем, Дмитрий Михайлович прекрасно понимал, что первоначальное отступление русской армии будет чуть ли не сродни предательству. И он очень хотел, всей душой и сердцем жаждал, чтобы австрийские войска, наконец начавшие открытую войну против Российской империи, подошли к тем укреплениям, которые строились последние полгода. И чтобы он дал несколько боев, не пропуская врага дальше.

Тут, восточнее и южнее Бухареста, западнее Ясс, как и рассчитывал фельдмаршал Горчаков, можно было бы удерживать австрийцев долго. Тем более, что противник ничего сверхъестественного не показал, напротив, дезорганизованность и безынициативность была у австрийцев может и в большей степени, чем у русских. И в этом австрийская армия несколько удивила Дмитрия Михайловича.

Он ожидал, что удар Австро-Венгрии будет сокрушительным, что враг быстрыми