Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

перечисляющее и оба банковских счета, и оба дома в Констанце, на немецкой стороне и на швейцарской, и отписывающее все это в равных долях Ольге, Елене и Вере, а в случае смерти одной из них ее доля опять же в равных частях передается двум оставшимся, а буде двое отойдут в иной мир прежде времени, то последней оставшейся все должно достаться, а далее законным порядком – их детям, уже родившимся и имеющим родиться. Сыну же родному завещал только банковский резервный счет, о котором никто в семье не знал, что он вообще существует. И немаленький счет, вот что удивительно. Дата стояла – август 1936 года, спустя чуть больше двух месяце после начала войны.

Как угадал? Как предвидел, какое предчувствие имел? Не узнаем никогда, наверное. Поплакала, собрала все бумаги в большой коричневый конверт, вложила и метрики, свою и Андрюшину, и свидетельство о браке с Петей, и поехала.

Надо отдать британцам должное: управлять потоками людей они научились. Со своей-то империей. В консульстве народу до сотни, но порядок полный, все четко, ясно и быстро. Вера еще до приезда сняла телеграммой номер в гостинице на неделю, а управилась за два дня: получила и разрешение ехать в британскую оккупационную зону, в Петербург, и временный вид на жительство. Собрала все документы, сняла там же в Цюрихе со всего по две нотариальные копии, разложила по разным конвертам – Ольга научила, что да, дорого и хлопотно, но в итоге дешевле обойдется, так и оказалось в конце концов. И поехала обратно – собираться.

А как ехать? Через Германию нельзя – едва увидят британские бумаги, сразу начнутся неприятности, да и пропустят ли вообще. Получается, что только морем, кружным путем, пароходом через Англию, через Балтику.

Стали наводить справки, оказалось, что есть пароходное сообщение, нерегулярное, от Марселя до Гибралтара иногда, от Гибралтара до Саутгемптона часто, а оттуда уже регулярные рейсы до Стокгольма и Гельсингфорса. И что есть оттуда из Саутгемптона и прямой пароход в Петербург.

В начале апреля 1942-го собрались. Багаж отправили вперед, все-таки решили по железной дороге, сами с Андрюшей и Зоей пароходом, налегке. Ольга провожала, все плакали, и Андрюша ревел в три ручья, видя слезы взрослых, но ничего, успокоился быстро, стал рассматривать купе – удобное, спальное, только они с мамой, Зоя во втором классе. Много в том купе было всяких интересных штучек – и медные накладки и заклепки, и кисточки на шторах, было чем ребенку отвлечься.

Из Констанца поезд шел на юго-запад, через Берн и Лозанну, оттуда дальше – через границу, на Монпелье и Нарбонну. У Веры аж дыхание перехватило от того, что она за окном увидела, когда стали подъезжать к Шамбери, хотя и думала, что готова, что знает – все-таки район самых боев, сначала одни наступали, потом другие… Но такого не ожидала: ведь почти четыре года прошло, как война закончилась. Савойя, Дофин, большая часть Лангедока – развалины уже расчистили, но видно, какие были разрушения, и виноградники сожженные – сколько лет понадобится, чтобы снова выросли… В Провансе получше, но тоже изрядно.

А потом все резко кончилось – Ним, Монпелье, окрестности – никаких развалин, все цветет, как будто и не было войны, спокойно, сонно, мирно – как у них в Констанце, только теплее. И поезд, до того мотавшийся из стороны в сторону, как пьяный, по наспех восстановленным рельсам, пошел тише, ровнее и как-то веселее.

Марсель Вере совсем не запомнился: сначала вокзал, потом такси, потом порт, посадка на пароход, паспорт и все бумаги проверяли придирчиво. Каюты приличные, первый класс, одна для Веры, вторая для Зои с Андрюшей, стюарды вежливые, море спокойное… Пароход слегка покачивало, Андрюша сразу уснул, Вера вышла на палубу, облокотилась о поручень. Мысли бежали бессвязные.

Почему Петя не отвечает на письма? Что с ним? Отсюда не узнаешь, надо ехать. В Петербурге хоть поближе буду, может быть, что-нибудь смогу узнать о нем. Адмирал говорил, что возвращаться надо в Россию. Предчувствовал? Как угадал про квартиру? А может быть, все-таки поехать в Москву? Петя не велел, но все-таки? Приедем в Питер – куда ехать из порта? В гостиницу? Надо дать из Гельсингфорса телеграмму, заказать номер. Да и есть ли там гостиницы? Газеты пишут, что разрушения страшные. Господи, куда я еду?

Справа по борту темной полосой тянулись горы, за них медленно спускалось оранжевое солнце, с берега дул сильный и ровный ветер. Пароход шел милях в семи от берега, а между ним и берегом параллельным курсом шел небольшой военный корабль, скорее катер, с испанским флагом. Сопровождал, значит, недружественное судно. Глядя на катер, Вера поежилась – прохладно становится. Спустилась в каюту к Зое. Андрюша спал, раскинувшись. Поцеловала его, перешла к себе, легла, быстро уснула.

Гибралтар встретил туманом и мелким, почти невидимым дождем. Пока швартовались, на борт поднялся британский пограничный патруль, офицер снова придирчиво проверил паспорт и все бумаги, козырнул, спросил неформально:

– Где мадам собирается остановиться? Нужна ли помощь?

Остановились неподалеку от собора Святой Троицы, в небольшой гостинице, фактически maison d’hôtes[12], на Джордж-лейн, почти на углу Мейн-стрит, чтобы быть поближе к порту. Взяла два номера, поменьше для себя, побольше – для Зои с Андрюшей. Поболтала с хозяйкой – та оказалась француженка, местных жителей не жаловала, мол, вся страна – миль пятнадцать в длину и пять в ширину – а гонору! И такси не дозовешься. Хозяин, местный, говорил «по-гибралтарски», то есть на смеси испанского и английского, которую в этих краях называют янито, по-французски же едва объяснялся, но сумел как-то рассказать, что положение напряженное, что испанцы требуют у англичан вернуть территорию, те ни в какую, да и местные, надо отдать им должное, под испанцев не хотят, хотят под англичанами оставаться. И правильно.

Поменяли Вере немного денег – смешные такие бумажки, зеленая в пять, розовая в десять фунтов с надписью Government of Gibraltar[13]. Вера пошла пройтись по городу – действительно, оказалось все близко, и куда ни посмотри, на заднем плане видна скала.

На другой день с утра отправилась в приемную губернатора, села ждать, но ждала недолго: кроме нее, никого в приемной не было. Губернатор встретил приветливо, усадил, предложил чаю, стал рассказывать о положении в колонии: мол, испанцы требуют вернуть территорию, а население не хочет. Вера кивала, про себя удивлялась: что, тут все мужчины про одно и то же говорят? Показала бумаги, попросила, мол, русская, эмигрантка, с ребенком, возвращаюсь на родину, помогите с пароходом до Петербурга. Губернатор позвонил, явился секретарь, все записал и велел мадам ждать в гостинице – он даст знать. Распрощались тепло.

Через два дня в гостиницу пришел конверт, а в нем письмо за