Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

подписью губернатора к капитану пассажирского судна Silversea, приписанного к порту Монако, с просьбой оказать содействие madame Vera Richter, следующей с малолетним сыном и няней в Петербург. И записка для Веры, что Silversea приходит в порт Гибралтара послезавтра и через три дня отправится в Саутгемптон.

Дни пролетели быстро. Silversea пришел в назначенный срок. Письмо возымело действие – погрузились и поплыли. Мимо Португалии, войной не тронутой, через Бискайский залив, мимо Франции, каюта была справа по борту, второй помощник объяснил Вере, откуда взялось английское слово posh, так что Вере повезло. Потом впереди показалась земля – Вера решила, что уже Англия, оказался остров Уайт. Пароход, обогнув его слева, вошел в узкий и глубокий саутгемптонский залив и аккуратно встал у стенки.

Тут опять повезло: оказалось, что буквально месяц назад возобновлены регулярные пассажирские рейсы до Петербурга, пароходы раз в неделю, по вторникам, и как раз послезавтра вторник. Поселились удачно, снова, как и в Гибралтаре, поближе к порту – Вере все казалось, что отдаляться от моря нельзя, что так она почему-то ближе к Пете – из окна гостиницы слева наискосок был виден острый шпиль церкви Святого Михаила. Только бы билеты были, молилась Вера про себя, идя по Хай-стрит к билетной конторе Union Castle Line.

Билеты были. В конторе с ней разговаривали вежливо, за годы войны как-то потеряла популярность мысль, что женщина не может путешествовать одна и вообще все эти хлопоты, деньги, билеты, пароходы, каюты – это мужское дело. Не то чтобы англичане одобряли такое нарушение приличий, но как-то сгладилась острота, да и война все смешала, а тут еще клерк в конторе попался молодой, приветливый, ему явно было приятно, что женщина сама всем этим занимается, и по-французски говорил вполне прилично, так что через пятнадцать минут Вера вышла из конторы с билетами, места в двух каютах первого класса. Пароход назывался Glocester Castle, не очень новый, 1911 года постройки, всю Великую войну провоевал кораблем-госпиталем, а после войны снова стал возить пассажиров, и возил до лета 1936-го, до Второй войны. С началом войны его снова переоборудовали в плавучий госпиталь, а после войны он снова стал пассажирским. Не очень комфортабельный, не океанский лайнер, но надежный, и команда вся из бывших военных моряков, Балтику знавшая отлично. В первый же вечер за ужином немолодой уже помощник капитана, развлекавший пассажиров, объяснял, что плавает в этих водах всю жизнь и знает их как собственную ладонь (это для англичан), как собственный карман (это для французов), как свой жилетный кармашек (это для немцев; немцев, впрочем, на борту не было, но была одна австрийская пара), и еще прибавил по-испански – «algo al dedillo». Вера не поняла.

И поплыли. Неторопливо, с остановками, высаживали пассажиров, принимали на борт новых. Мимо Дюнкерка, ничем в истории не примечательного, мимо Гааги, в залив Эйссельмер, к Амстердаму, там постояли пару дней. Поплыли дальше на север вдоль берегов Дании, прошли Скаген, зашли в Орхус, еще постояли. Австрийская чета распрощалась, пассажиров осталось совсем немного. Поплыли дальше на восток. Море было спокойное, серое. Вера никак не могла отделаться от мысли о потопленных кораблях, лежащих внизу, на дне, о погибших здесь моряках и гражданских: будто над кладбищем проплываешь… Зашли в Стокгольм, потом в Таллин – остался Таллином, а была бы немецкая зона – быть бы ему Ревелем. Еще два дня что-то разгружали и погружали. В первый день няня Зоя осталась с малышом, Вера сошла на берег погулять, прошлась по старому городу: старые башни были все в отметинах от осколков, но устояли. Поплыли дальше, еще ночь – вот и Кронштадт показался, купол собора блестел, Вера глаз оторвать не могла, вспоминала, как они двадцать с лишним лет назад (не так давно, если вдуматься, а сколько событий поместилось!) шли тут на лыжах, спасаясь от большевиков… И вот я возвращаюсь. Как адмирал завещал. Восемнадцать было, когда бежала из России. – Теперь сорок с небольшим… Уходила с сестрами и Петей, возвращаюсь с Андрюшей. Мысли путались, хотелось плакать.

Глава 14

То раннее солнечное утро 29 апреля 1942 года, когда Glocester Castle обогнул Кронштадт с юга, и Вера увидела с верхней палубы брызнувший из волны золотой свет, отразившийся от купола Исаакия – она помнила всю оставшуюся жизнь. По контрасту, наверное, с тем, что увидела потом в городе.

– Смотри, Андрюша, – срывающимся голосом сказала она, – это Петербург.

– Где? – спросил Андрюша.

– Се-люи-ла? – разочарованно спросила Зоя и покрепче прижала к себе Андрюшу.

Кроме них, на пароходе оставалось трое пассажиров: британский полковник, ехавший что-то инспектировать, и русская пожилая пара, как и Вера, возвращавшаяся в Россию из эмиграции. У мужа до революции было какое-то дело то ли в Туле, то ли в Твери, да он и выглядел совершенно карикатурным купцом. А полковник оказался знакомством полезным: вполне прилично говорил по-французски, быстро вник в Верины проблемы, просмотрел бумаги и дал несколько очень дельных, как потом выяснилось, советов – куда обращаться и о чем просить. И даже записку написал к некоему майору Партриджу.

– Где же мне его искать, господин полковник? – спросила Вера недоуменно. – Петербург ведь большой город все-таки.

– Не волнуйтесь, мадам, – ответил полковник. – Город, конечно, большой, но английских офицеров в Петербурге не так много.

Вошли в порт, встали у стенки, начались всякие формальности. И снова полковник помог – что-то сказал лейтенанту-англичанину, командовавшему пограничной охраной, тот бегло просмотрел Верин паспорт, козырнул и отрядил одного из солдат помочь с багажом.

– Спасибо, господин полковник, – сказала Вера. – Вы нам очень помогли. – Теперь возьму такси и в гостиницу.

– Такси? – переспросил полковник. – В гостиницу? – Секунду подумал. – Вот что, мадам, меня встречает машина, позвольте вас подвезти. Ваша квартира ведь на Васильевском острове?

– Спасибо, – сказал Вера, – это ведь и есть Васильевский, только конец, а мне в начало, на Первую линию. Тут недалеко…

Разбитые мостовые. Страшные серые пыльные здания по бокам. Выбитые стекла. Многих домов просто нет – руины. Слева, напротив Косой линии, вместо нескольких домов большой пустырь. От бульваров по обе стороны проспекта целыми остались отдельные деревья. У остальных то верхушки срезаны, как ножом, то вообще одни пни торчат. Обломки кирпичей кое-где успели убрать, в других местах они еще лежат – грудами, до третьего этажа… Людей на улицах почти нет. Машин нет совсем.

– Боже, – охнула Вера, показывая на срезанные деревья, – что это? – И подумала: «Куда я Андрюшу привезла?»

– Боюсь, мадам, что это британская корабельная артиллерия. Васильевский остров сильно пострадал, – обернулся полковник, сидевший рядом с шофером. И Вера, тут же забыв о благодарности, возненавидела и его, и весь его самодовольный британский флот.

Машина протряслась по Большому проспекту, мимо