Пересмешник на рассвете. Книга 2 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

Медсестра, кажется, смутилась:

– Нет, он… Думаю, вам лучше пройти со мной. Боюсь, у нас случилась нештатная ситуация.

Киршоу вздрогнул, чего нельзя сказать о Бреши. Тот лишь слегка кивнул, принимая как данность то, о чем, вероятно, уже догадался и сам.

– Что значит «нештатная ситуация»?

Глаза Мари забегали.

– Полагаю, вам лучше увидеть все самому.

Глава 64

Сперва она слышит пронзительный свист. Тонкий и далекий, но с каждым мгновением он звучит все громче, превращается сначала в волчий вой, а потом – в тяжелый гул. И в конце звучит глухой удар, словно гигантская наковальня падает на землю. Доли секунды, обернувшиеся вечностью, ничего не происходит. А затем земля выворачивается наизнанку и устремляется к небу фонтаном сухой красной глины. Ирма Буше смотрит на это зрелище и не может отвести взгляд, а на границе слуха начинает звучать новый свист: кому-то наверху очень весело.

Кто-то тянет ее за рукав с такой силой, что ей приходится повернуться. Из марева красной пыли возникает красное лицо с красными вислыми усами. Мужчина таращится на нее, и белки глаз у него тоже красные. Пыль? Кровь?

– Пригнись! – орет он. – Пригнись, дура! Оторвет голову, только сиськи останутся! Кому ты будешь нужна с сиськами и без головы?

Мужчина очень громко и истерично хохочет. Захлебывается смехом. Ирма Буше смотрит на него с улыбкой и не понимает, о чем он говорит. Она знает этого мужчину, но не может вспомнить имя. Помнит только, что это хороший человек, и он… Еще одна наковальня падает на землю. Мужчина смаргивает, и летящий кусок железа сносит ему половину черепа.

И тогда мадам Буше вспоминает: этого человека зовут Рамон, он бочар и когда-то делал лучшие винные бочки в Лос-Франка. Он знает особый секрет: какими травами нужно окуривать дубовые доски, чтобы вино из Шато Сильва приобрело свое знаменитое послевкусие. Теперь этот секрет не узнает никто. Мужчина падает у ее ног и рассыпается красной пылью.

Мадам Буше зажимает уши и, пригнувшись, пробирается по осыпающейся траншее. Голова гудит, перед глазами все плывет в красном тумане, за которым мадам Буше различает только смазанные тени, но иногда тени подходят ближе и превращаются в знакомых ей людей.

Вот парень с нелюдимым лицом – он сидит на краю траншеи, не обращая внимания на взрывы, на землю, пытающуюся вывернуться наизнанку, на проносящиеся мимо осколки, и рукавом шинели натирает боек огромной кувалды, чтобы та заблестела, как медный таз. Дело настолько важное, что мадам Буше не удостаивается и взгляда.

Вот скромный священник, который служит в часовенке по дороге к Шато Сильва. Очень сосредоточенно, как человек, занимающийся самым важным делом в своей жизни, он ломает на четвертинки облатки для последнего причастия.

Вот мальчик не старше шестнадцати пытается затолкать в разорванный живот вываливающиеся внутренности. Он плачет, но не потому, что скоро умрет, а потому, что умрет, так ни разу и не увидев женщину без одежды.

Вот Лаури, еще одна сестра милосердия, склонившаяся над двумя изломанными телами, решающая, кого из них она сможет вынести. Наконец, она делает выбор, взваливает раненого солдата на крепкие крестьянские плечи и исчезает в красном тумане. Юноша, оставшийся лежать, захлебываясь кровью из перебитого горла, – ее единственный сын.

Траншея извивается и петляет, как лабиринт, из которого нет выхода. Мадам Буше пробирается дальше. Она не пытается вмешиваться. Все то, что она видит, уже случилось, и этого не изменить. Она не вернулась в прошлое, все, что она видит, происходило в разные дни и в разных сражениях. Все месяцы ее войны слились воедино.

Она ищет. Мадам Буше знает, что он должен быть здесь – ее мужчина, ее единственный возлюбленный и ее командир. Полковник Сильва. Человек, которому она без остатка отдала себя всю: свое сердце, разум, душу, тело. Она должна его найти.

Кто-то хватает ее за ногу, крепко сжимает голень.

– Воды, сестричка, воды… – шепчет лишенный эмоций голос.

Опустив взгляд, она видит почерневшее от копоти лицо, кожу, оплавившуюся, как восковая свеча.

– Сейчас, милый, сейчас, – отвечает мадам Буше. – Потерпи немного.

Бережно она разжимает обгоревшие пальцы и идет дальше. У нее нет воды, ей нечего дать этому человеку.

– Сука, – шепчет ей вслед мертвый голос. – Сука, сука, су…

Траншея уводит ее все дальше. Мадам Буше идет, спотыкаясь о камни, о ямы, о комья земли, о мертвые тела и оторванные конечности, о Лаури с остекленевшими глазами и юбкой, задранной до подмышек… Но она продолжает идти. Где-то здесь. Он должен быть где-то здесь.

Очередной поворот траншеи выводит ее к артиллерийской точке. Маленькая полевая пушка выглядит так, будто кто-то скомкал ее в кулаке, как бумажную салфетку, и выбросил за ненадобностью. Рядом бьет копытами воздух добрый мул по кличке Алонзо. Большой глаз с мольбой смотрит на мадам Буше, но и здесь она ничем не может помочь: у нее нет оружия, чтобы оборвать его мучения.

На пустых ящиках для снарядов сидят двое. Не люди, нет. От людей им достались лишь тела, а вместо голов – высокие маски из крашеного папье-маше. Аляповатые краски блестят влажным глянцем. Здесь это выглядит кощунством, здесь не место для ярких красок.

Мадам Буше узнаёт их, раньше ей уже доводилось бывать на осенней ярмарке в Лос-Франка. Это куклы-каприччо, фигуры уличного театра. Слева, закинув ногу на ногу, восседает Солдат – черная треуголка с круглой кокардой, длинный нос, пышные усы, похожие на щетку. А напротив него – в черном балахоне, с маской в виде зубастого черепа, такой белой, что больно смотреть, – устроился сам Смерть.

Каприччо играют в кости. Сейчас ход Смерти. В руке у него крутой бараний рог, и он трясет им перед броском. Слышен частый стук игральных костей – ток-ток-ток, будто где-то рядом захлебывается пулемет.

Пустыми нарисованными глазами Солдат глядит на мадам Буше.

– Смотри-ка! – говорит он. – У нас гости!

Он тянется к углу треуголки, будто хочет снять ее в знак приветствия, что, конечно же, невозможно: шляпа неотделима от его головы. Смерть даже не поворачивается. Кости в роге стучат быстрее и быстрее, и он делает бросок…

– Шесть – шесть, – говорит Смерть. – Мой выигрыш.

– Да чтоб мне провалиться!

Солдат подносит к нарисованным губам жестяную трубу и играет короткую мелодию – сигнал к атаке. И за его спиной из траншеи поднимаются черные тени, одна за другой, и уходят в красный туман. Затем земля содрогается от мощного взрыва, и