Фантастика 2025-170 - Анатолий Анатольевич Логинов

– Нет, не для меня, – вдруг качает головой Ян, неожиданно соглашаясь с отцом.

Не вижу лица Чернобога, но слышу, как скрипят его зубы. Ни то от излишнего напряжения челюсти, ни то от режущей ухмылки. Из-за шлема не было видно подлинной реакции.

Остальные дети Смога продолжали молчать. Цмоки и туросики, сгрудившиеся в зале, взирали на повелителя, с трепетом внимая каждому движению. А я смотрела на Яна. Его последняя фраза была блефом, и это понимали лишь единицы из находящихся здесь. Он пытался подыграть Чернобогу, заставить его поверить в то, что я ничего не значу ни для него, ни для его сородичей.

Да и Чернобог жаждал в это поверить. И по-моему, у Яна получалось.

Чернобог неспешно направился к Яну. Мой дракон был недвижим, а лужа крови подо мной на полу все растекалась, на что я уже мало обращала внимание.

– Этого мне и стоило от тебя ожидать, ведь ты – не твой лишенный чувства собственного достоинства младший брат, – отчеканил Смог, замерев напротив Яна, обнажая свое одобрение.

Но, несмотря на его слова, плотный воздух вокруг него зарябил, будто закипая: вокруг Смога сгущался, зарождаясь, гнев.

– Хотя как раз от тебя… Чего же мне стоило ожидать от тебя, Ян? – проронил Чернобог с деланой задумчивостью. С каждой новой фразой он повышал голос. – Если поразмыслить, ты – тот, кто первым посеял раздор в нашей семье. Размолвки всегда начинались с тебя. Именно ты первым отвел братьев и сестер в явь и показал им тот поганый мир. И ты первым проникся к людям, даже полюбил их. Когда-то у меня были надежды на тебя, не побоюсь этого слова – сын. Ты являлся моим любимцем, ты же это знаешь. Я долгое время прощал тебе абсолютно все, каждое непослушание, каждую оплошность, закрывал глаза на ошибки, оправдывал до последнего. Но ты… Ты тоже пал, не так ли? – Рука в черных доспехах взмыла к Яну, указательный палец обвиняюще уткнулся в его грудь.

Наступила тишина, а после голос Смога понизился, превратившись в злобное шипение:

– Всего несколько веков назад ты хладнокровно отрекся от брата, не восприняв его союз со смертной всерьез, запретив ему быть с ней, отказавшись помочь им сохранить малодушную любовь.

Если бы на нем не было маски, я бы предположила, что он ухмыляется, поскольку голос Смога пропитан едким самодовольством.

– Но что-то мне подсказывает, что на сей раз ты угодил в собственную ловушку. И теперь ты сам на его месте.

Кровь капала из моей ноги, я теряла жизненные силы и способность удерживать равновесие. Рука туросика, у которого я буквально была в заложниках, все же помогала мне хоть как-то устоять на ногах, не давая упасть. Соображала я плохо, но понимала: Чернобог преувеличивает масштаб трагедии, сравнивая меня и Яна с Константином и Аленой.

Это совсем не одно и то же – и со стороны Яна было безрассудством не поправить его.

Но я могла предположить, что мой дракон получает своеобразное удовольствие, вводя Смога в подобное заблуждение, что являлось безрассудством не меньшим. И это наталкивало на мысль, что разум Яна к этому моменту уже был не столь холоден, как обычно, а охвачен эмоциями.

– Очередная глупая привязанность к человеку, к смертной оболочке, – изрек Владыка пекла. – Еще одна привязанность еще одного моего сына. Мои дети – сплошное разочарование! – с явным отвращением фыркнул он и опять сделал паузу, а затем перевел свет глаз-прожекторов на Константина и добавил: – Но какова ирония! Разве это ли не высшее правосудие? Константин, отродье мое, можешь возрадоваться! Твой старший брат заплатит. Его настигнет отмщение. Ты же хотел ему отомстить за то, что он не защитил вас тогда? Признайся – я не буду тебя ругать.

Слова Смога были вовсе не добрыми. Они вызвали ледяные мурашки, которые волной пробежали по моему позвоночнику. Все, что говорил и намеревался сделать Смог, пугало. В нем бурлило столько зла.

И подобное существо являлось прародителем моего Яна? Нет, не может быть. Невероятно.

Я вспоминаю красные глаза Яна в видениях, когда он возник из черной тьмы в момент рождения. Он и правда был похож на отца. В далеком прошлом.

Но у него был выбор стать другим, и он им стал. Ян изменился. Да, что-то в нем осталось: высокомерие, властность, повелительность, достоинство, но они были иными. Не приносящими боли, страданий, вреда. Душа Яна была соткана из тьмы, но она пропускала свет. Он пришел в этот мир, не имея выбора, но решил стать иным.

Был рожден сыном жестокого, часто несправедливого властителя кары, но вознамерился быть кем-то еще. Кем-то лучшим.

Лучшей версией своих родителей.

– А давай я докажу тебе, что ты не способен любить? А заодно продемонстрирую, что ты на самом деле не питаешь слабости к человеческому миру? Что ты заблуждаешься, Ян? Хватит обманывать себя. Я тебя знаю. Ты идешь против меня, потому что тебе по нраву мне перечить, полагаю, ты даже веришь в то, что напридумывал, но хватит лжи. – Смог не отступал, его сильно задела реакция Яна.

А я поняла, что и Ян причинял ему огромную боль. Ян рушил вековые надежды и чаяния отца на первенца.

– Что, если я предоставлю тебе выбор, от которого ты не сумеешь отказаться? Если дам шанс выбирать между всем человеческим миром и лишь одной смертной, кого бы ты хотел, чтобы я оставил в живых?

Ответом стало молчание.

– Согласен ли ты, что я помогу, снова спасу твоих любимых людей от волколаков, но погибнет лишь она? Какая у человеческого мира цена для тебя? И какая цена у нее?

– Ты серьезно? – раздраженно переспрашивает Ян.

– Да, вполне, – с удовлетворением растягивает слова Смог.

– Мы не будем играть в эту игру, – бесцеремонно и с пренебрежением снимает предложение мой дракон.

Однако Смог выставляет руку вперед, приготовившись мучить меня.

– Послушай, это честная сделка: спасти мир людей или одну его представительницу прямо сейчас. Ты потом сам им расскажешь, что пожертвовал ею. Или поведаешь ей, что пожертвовал ее миром. Но тебе, так или иначе, придется снять лживую маску добродетели.

Кажется, такова изощренная разновидность его пыток. Смог не шутит. Мы все у него в плену. Он предводитель драконов, они смотрят на нас. Он – тот, кто вел древнюю войну с волками. Он тоже их ненавидел, но не помог своим детям, поскольку желал, чтобы они сами пришли в пекло просить