Йарахонг. Город и тьма - Наталья Гунина

Ты наконец замечаешь темных тварей-баргестов подле себя, остромордых, острозубых и остроухих, сильных и гладких, источающих слабый аромат дыма и горячего свечного воска. Нет же, глупый, они не причинят тебе вреда, они здесь вовсе не за этим. Ты недоверчиво сжимаешь губы, но все-таки протягиваешь ладонь. Робко касаешься одного из них. Баргест довольно гнет спину и лижет пальцы полупрозрачным темным языком. Как ни странно, это ободряет тебя. Как мало нужно для того, чтобы человеческий детеныш почувствовал себя смелее. Но ты же не забыл о своей мести? О нет, разумеется, помнишь. Ты нехотя отнимаешь руку от спины баргеста и ускоряешь шаг. Хорошее, послушное дитя.

* * *

В храме пророчеств оказалось пустынно. Линкей ожидал встретить там гораздо больше народу. Он помнил это место многолюдным, шумным, занятым в любое время суток.

Сегодня в полутемном притворе его встретила одна-единственная жрица с широко расставленными глазами на бледном лице, с нервно закушенной губой. Она чего-то боялась. Не иначе, как беспорядков в городе. Но Линкея проблемы храма пророков не должны были касаться. Его задача важней.

Он церемонно склонил голову.

— Я бесконечно благодарен, что милосердный Ахиррат позволил мне…

Худенькая жрица схватила его за запястье и дернула внутрь. Дверь захлопнулась за спиной.

— Я открыла тебе только потому, что у меня было видение, — резко выплюнула она.

— Видение про мои дела? Про найденного Юржина? Где он?

Она досадливо отмахнулась:

— Да не про него, про меня. Но про это попро… посмотрю тоже. Вдруг… — она осеклась, как будто вспомнила что-то неприятное.

Девушка постояла в неловком молчании, словно думала, пускать пришельца в алтарный зал или — ну его — перебьется, и наконец посторонилась.

Пол в зале был искусно выложен каменной мозаикой: переплетение линий и цветов. В центре пола царило раскрытое серебряное око, знак бога-пророка, Ахиррата, стены зала терялись в темноте. Освещена была только часть зала у дальней стены. Алтарный камень, фиолетовый с блестящими слюдяными прожилками, окружало несколько свеч, укрепленных в ветвистых подсвечниках. У подножия камня стояла почти плоская бронзовая чаша-жаровня на треноге. В ней шаяли угли.

Линкей потянул из-за пазухи заготовленный для подношения Оммале, богу торговли, мешочек с благовониями. Он сам не знал, зачем взял его с собой, выходя на поиски Юржина с постоялого двора. Но вот он пригодился.

Жрица одобрительно кивнула, Линкей развязал шнурок, стягивавший горловину, и наклонил мешочек вниз. Измельченные кристаллики мирры и камфоры струйкой посыпались на разогретую жаровню. Зашипели, затрещали угли, вспыхнули малиновым, разгорелись ярче. Густой тёплый аромат заполнил ноздри, напоминая о нагретой солнцем древесине, о раскаленном песке.

Жрица опустилась на колени, сцепила пальцы в замок. Чуть поколебавшись, Линкей последовал ее примеру. Губы девушки беззвучно двигались, плечи напряглись, зрачки застыли под полуопущенными ресницами. Так продолжалось несколько минут. Наконец она устало поникла.

— Я ничего не вижу, — тусклым голосом проговорила она, — мне следовало сразу признаться, что это так. Но я думала, после прошлого видения…

Она вдруг вскочила на ноги и вытянула шею, к чему-то прислушиваясь. Через мгновение Линкей тоже ощутил: извне накатила волна жаркого воздуха, задержалась, сбивая дыхание и мысли, дрогнула и полетела дальше.

Жрица широко улыбнулась и закружилась, не стесняясь чужака, рассмеялась негромко и радостно:

— Ну наконец-то. Я верила, я знала, что все сойдется хорошо. Может, теперь владыка снизойдет и до меня. Подожди, я попробую снова.

Она повторно опустилась на пол и прикрыла глаза. Линкей не знал, что думать. Что произошло? Чему он стал свидетелем? Он перебирал в голове все, что когда-то слышал об обрядах и ритуалах Йарахонга. Могло ли оказаться так, что сегодня и сейчас у города сменился бог-хранитель? Тайком? Ночью? Невероятно.

Линкей, разумеется, не входил в круг посвященным и не владел такими знаниями, но он умел слушать, запоминать и делать выводы. И он был убежден: этот наполненный людьми и высшими силами город умудрился столько десятилетий пребывать в мире только потому, что божества соблюдали общие договоренности и каждый сдерживал другого. Хрупкая, неустойчивая система, если разобраться. Ткни пальцем, и она посыпется в пропасть, увлекая за собой многих.

— Нет! — вдруг выкрикнула жрица, — это невозможно!

В ту же секунду двери храма содрогнулись.

* * *

Перед тобой вырастает фиолетовая громадина, вся в каменной резьбе и завитках. Вот он, твой враг, и не только твой. Ты ещё не знаешь, но со многими недругами лучше расправляться именно в такой момент: пока нет дома ни их самих, ни их прихлебателей. Пока они отвлечены на кого-то другого и не ожидают удара сзади. Если подумать — поразительная, самонадеянная беспечность.

В твоей груди клокочет ненависть, бьется в ребра. Сощуренные глаза, сжатые кулаки. Ты не бывал здесь со дня смерти матери, но сколько раз, пробудившись в слезах, ты представлял, как врываешься сюда, пламенея местью. Как уничтожаешь это здание целиком, разнося по камешкам. Как эти жалкие черви, называющие себя жрецами, захлебываются в слезах и крови.

Ждал. Мечтал. Надеялся.

Так входи же.

Ты киваешь. Твои губы дрожат, но ты закусываешь их до крови, не давая воли. Ты срываешься на бег и, не оставляя себе шанса остановиться, ударяешь в дверь плечом, усиленным тьмой. Изукрашенная створка трещит. Выпуклые детали резьбы из мягкой древесины сминаются, осыпается лак и краска. Глупое дитя. К чему тратить силы, когда дверь можно просто потянуть за кольцо. Ладно, эту часть вторжения можно великодушно оставить тебе, поступай, как знаешь. Ты бьешь в дверь кулаком, ссаднив на костяшках кожу, отступаешь на шаг и снова впечатываешься плечом.

Дверь поддаётся. Она и не могла выстоять. Ты вваливаешься внутрь, сохраняя равновесие только благодаря поддерживающей тебя тьме, и замираешь, прислушиваясь. Баргесты, клубящиеся вокруг, рычат, пятятся, топорщат выступающие хребты. Чуют чуждую божественную силу, наполняющую храм. Ты ощущаешь её тоже. Не бойся, дитя: старый глупый Ахиррат ничтожен без своих верных. Это тебе не пламя, не ветер и не скалы, его сила — не чистая стихия, а люди и предвиденье. И именно их он сегодня упустил.

Вокруг никого. Многочисленные служители Ахиррата не выбегают на шум, не пытается тебе помешать. Ты разочарован? Нет, это иное чувство. Ты упрямо наклоняешь голову и плечи, как будто борешься с сильным встречным ветром, и шагаешь в алтарный зал. Баргесты беззвучно скулят за твоей спиной.

В полутемном зале двое. Маленькая женщина на коленях перед алтарем — голова втянута в плечи, уши зажаты ладонями —