Один ленивый мальчик - Александр Бельский

— Жрец сказал, что колодец в порядке.

— Это точно?

— Мы спускались вниз, он смотрел воду, а мы ныряли и смотрели на дне его. Он проверил и колодец, и воду талисманами от яда, от проклятий и от дурной еды и воды. Всё хорошо. Вода чиста и её много.

— А где сам жрец? — спросил Хори.

— Он и солдаты, маджаи те, пошли творить черепки проклятий вокруг крепости.

В это время Хори сообразил, что так и не поставил задачу трём спутникам собак, и они вместе со своими поджарыми пустынными овчарками всё еще ожидают его. Молодой командир отправил их обходить лагерь по расширяющейся спирали — в поисках любых следов. Кроме того, он с облегчением заметил, что Нехти по-тихому исправил ещё одно его упущение — все, оставшиеся свободными, старательно (потому что под надзором Нехти) чинили стены вокруг их крепости с гордым именем Хесефмаджаиу. Стена, сооруженная местами из небольших валунов и камней, скреплённых глиной, а местами — чисто глинобитная, огораживала пространство неправильным кривым овалом примерно семьдесят на пятьдесят локтей. Изнутри к стене почти на всём её протяжении лепились, как ласточкины гнёзда под крышей, хижины, какие побольше, какие — поменьше. Зубцов на стене не было — просто она была достаточно толстой, чтобы её защитники могли стоять на ней, ограждённые от напастей более тонкой верхней её частью. Стена была невысока — меньше, чем в полтора роста в верхней точке, и была любопытно и слегка непривычно для Хори устроена в том месте, где был вход в крепость. Проход сверху был накрыт перемычкой, по которой можно было перейти с одной стороны на другую, не спускаясь вниз, правда, выходя из-под защиты вала, и лишен ворот. Их и не было никогда, вход заваливали раньше громадным кустом уйди-уйди. Теперь этому кусту нужно было найти замену — старый давно сгорел в кострах караванов, проходивших тут, да и о дровах, кстати, тоже надо было позаботиться. И ни одного свободного солдата… Он вышел с пастухами собак за этот проём — посмотрит хоть сам, нет ли подходящего куста? Крепость с незакрытыми воротами казалась беззащитной перед возможным нападением и доступной, как голая женщина с разведёнными в стороны ногами.

— Ничего они не найдут, отец мой, — сказал Иштек, придирчиво обнюхивая свои ногти. Хори и позабыл о нём, а тот всё продолжал бесшумно следовать за ним.

— Что? О чём ты?

— О бойцах тех, собачьих пастухах. Они городские, и собаки их — сторожа, а не ищейки. Дозволь и мне пройтись?

— Давай, но только пока солнце не окажется там, — и Хори ткнул в точку на небе, — да заодно поищи подходящий большой куст уйди-уйди для заграждения в воротах.

Иштек, не говоря ни слова, повернулся и побрёл, о чём-то разговаривая сам с собой. Он вообще сегодня был на удивление болтлив (для Иштека).

— И не забудь про уйди-уйди! — крикнул ему вслед Хори. Иштек кивнул, даже почти что полупоклонился, и слегка изменил направление своего движения. Хори пошёл назад так, чтобы пройти мимо конюшен, сказать погонщикам ослов, что уже можно напоить животных из колодца. Вообще-то это вносило некоторую излишнюю сумятицу — то ли отменяя, то ли нет предыдущее распоряжение, о ремонте конюшен. Он сообразил это, но уже не стал ничего менять. Колодец был рядом с башней. Хори подозревал, что глину, вынутую при рытье колодца, тут же и использовали для возведения укрепления, делая из неё сырцовые кирпичи — адоб — для строительства как самой башни, так и всего остального: мазанок— то ли конюшен, то ли складов, а может, и казарм, теперь уж и не разобрать. Хори как-то видел, как копали такой же колодец. Двадцать человек делали его две недели, и глины было много.

По верху их, крепостного, колодца было выложен широкий круг из больших плоских камней. Через это кольцо было перекинуто старое, обглоданное от коры ветром и временем кривоватое бревно акации. В средней части оно было заметно источено верёвками. Воду доставали кожаным ведром на длинной верёвке, которую перекидывали через это бревно и запрягали в нее осла. Сейчас одно из животных уже бойко топало, вытягивая первое ведро с водой. Судя по пройденному им пути, вода была не так уж и глубоко, локтях в двадцати-двадцати пяти от поверхности. Всё-таки зима, сезон перет, не так уж и жарко, даже, бывает, зябко по ночам!

Ведро-мех перелили в здоровенное, сложенное из камней, обмазанное глиной и, кажется, даже обожжённое после этого корыто-поилку. Ослик водовоз потянулся к ней и, пока не напился, не уходил даже под палочными ударами погонщиков, которые торопились напоить остальных животных. На вид вода при переливании показалась чистой, прозрачной и прохладной.

Только лишь Хори подумал, что неплохо бы ему попить и самому, как к нему подошёл маджай-десятник и протянул полную тыкву с водой. Хори благодарно кивнул ему, вытащил затычку из фляги, и напился тёплой, к его удивлению, воды. Они вдвоём опять вышли за ворота, и Хори, отхлебнув снова из фляги, аккуратно её закупорил и вернул хозяину, отмахнувшись попутно от назойливой мухи.

— Не понимаю я этих воровских негров! Чего уж проще было — бросили бы убитого не в башне, а в колодец, и всё, и нет нашей заставы…— сказал юноша, возвращая Нехти флягу.

— Я услышал тебя, отец мой, — неспешно ответил десятник.

Помолчав немного, он поглядел, прищурившись, на небо, и продолжил:

— Но должен сказать тебе, что ты не совсем представляешь себе законы и обычаи краёв этих. Даже во время Голодных войн между деревнями колодцы никогда не трогают, и блюдут их чистоту. Если бы они, воровские негры те, сделали бы так, как ты сказал, вся пустыня ловила бы их до их смерти, и умерли бы они в страшных муках. За порчу колодца казнь только одна — в задний проход загоняют четыре колышка. Каждый колышек длиной около локтя, и их так и бросают потом в пустыне, преступников тех.

Юноша зябко поёжился, представив подобную казнь.

— Не оставляешь их вниманием? — спросил Хори о строителях стены, меняя тему разговора, — мне кажется, они и так слегка напуганы, наверное, их и погонять не надо… По крайней мере, на стройке и ремонте укреплений