Корпорация Vallen'ok 2 - Сергей Измайлов

Шесть миллионов… Цена свободы от Мураками-старшего. Или хотя бы отсрочки от Кэзуки. На секунду сжалось сердце, но я медленно выдохнул — это одно из тех дел, которое не хочется, но нужно сделать. Вряд ли про меня забудут навсегда, но временную передышку я получу.

Дальнейшее окончание рабочего дня ничем конкретным не запомнилось, расслабляться рано, но Хосино вряд ли так быстро придумает очередную пакость, день-другой надеюсь у меня будут относительно спокойными, можно продолжить осваиваться на рабочем месте.

Последний клик мыши, сохранение файла и разлогинивание из рабочей программы. Офис Vallen еще гудит, но звуки приглушены, будто на меня надели шумоподавляющие наушники. Я откидываюсь на спинку кресла, чувствуя, как напряжение последних дней (Хиго, Хосино, Мураками) на секунду отступает, оставляя после себя ватную пустоту. Взгляд падает на заставку рабочего стола — фото Момо, спящей на спине, всеми четырьмя лапами кверху. Уголки моих губ дрогнули в почти незаметной улыбке.

Я встал и пошёл в сторону выхода из офиса, минуя ряды все еще занятых коллег. Взгляд Хосино, исподлобья наблюдающего из кабинета, ощущался как физический укол между лопаток. Я предпочел сделать вид, что не заметил.

«До завтра, змеиная яма!» — мысленно бросил я, выходя в прохладный вестибюль.

Казалось, что даже воздух тут иной, так пахнет свобода, хотя и временная.

Сегодняшняя победа над Хиго и Хосино уже кажется далекой, как будто происходила не со мной. Гораздо реальнее были пульсирующая усталость в висках и мысль о Момо.

Я решил, что в моей нынешней ситуации лучше пройтись пешком. Я понимал, что необходимо сознательно отключить мозг от Vallen, от мафии, от часов, всего, что нарушает привычный ритм жизни. Хотя какой именно ритм? В прошлом я жил в еще более диком ритме, работая по двадцать пять часов в сутки, и к чему это меня привело? Постоянная суета, спешка, по вине которой я и попал в ту злополучную аварию. А если оглянуться назад, стоило ли оно того? Не знаю, а может просто боюсь себе признаться, что нет. Я шел и смотрел на обычных людей: вон на лавочке сидит студентка, погруженная в свой телефон, вон пожилая пара, явно вышедшая на вечернюю прогулку. Обычная жизнь. Я поймал себя на мысли, что начал немного завидовать этой обычности. Видимо вот чего мне не хватало. Что ж, пока покой мне только сниться, новая «тушка» мне досталась не беспроблемная, прежде чем расслабляться, нужно многое разрулить.

Стоило мне только повернуть ключ в дверном замке, как я услышал столь знакомое мне фырканье. Еще до того, как дверь полностью открылась, из-за нее доносится знакомое шуршание когтей по полу и нетерпеливое повизгивание.

— Персик, я дома! — Я едва успеваю захлопнуть за собой дверь, как десять килограммов любви и нетерпения врезаются в мои ноги.

Сейчас можно и не говорить, что идем на прогулку, Момо достаточно хорошо изучила мой распорядок дня. Но сейчас она была занята — малышка заглянула в коробку с игрушками, очевидно пытаясь сделать нелегкий выбор, что взять с собой. Я не стал прерывать это священнодействие, раз для неё это имеет свой сакральный смысл.

Резиновый динозавр? Плюшевый бургер? Старая, облезлая утка? Момо роется, фыркает, вытаскивает одну игрушку, бросает, хватает другую. В итоге побеждает утка. Она пищит особенно душераздирающе, что, по мнению Момо, видимо идеально.

Вечерний воздух прохладен. Я шел по уже знакомой мне дорожке, Момо важно шествовала рядом, гордо неся в зубах пищащую утку. Ее уши трепетали на ветру, но она, казалось, этого не замечала.

В эту же самую минуту полиэтиленовый пакет, напуганный порывом ветра, взлетел прямо перед её мордой. Она замерла, принимая боевую стойку (видимо в своем представлении). Лапы еще больше расставлены, тело напряжено, голова слегка опущена, из груди раздалось утробное рычание. Пакет же, надувшись еще больше от ветра, просто понесся дальше по дорожке. Момо торжественно взвизгнула и бросилась за ним, но, увы, её свобода была пресечена длиной поводка. Ей не осталось ничего, кроме как поднять утку и в молчании прошествовать дальше.

Но наше спокойное шествие не продлилось долго — один из фонарных столбов привлек нешуточное внимание моей мохнатой спутницы. Момо обнюхала его со всех сторон с сосредоточенностью эксперта-криминалиста, будто бы ища невидимые глазу следы. Мне пришлось терпеливо подождать, улыбаясь ее серьезности.

На площадке для выгула в кои-то веки мы оказались не единственными посетителями. По периметру нарезала круги маленькая рыжевато-коричневая такса, чья пожилая хозяйка безуспешно пыталась её остановить. Момо, забыв про утку, попыталась подружиться — завиляла задом, потому что хвост в принципе отсутствует как данность, зафыркала, подползая всё ближе. Такса сначала отнеслась к этому весьма недоверчиво, но потом началось ритуальное взаимное обнюхивание. Спустя еще пять минут они уже бегали наперегонки, чем вызвали восторг у её хозяйки.

Милая женщина среднего возраста сообщила мне, что у её любимицы проблема с социализацией, и она вынуждена приходить на прогулки позднее, чтобы не пересекаться с прочими собаками. Что ж, Момо смогла найти с ней общий язык, умная девочка.

Спустя еще минут десять, тяжелое дыхание и вытянутый язык сигнализировали, что лимит бега на сегодня исчерпан. Персик медленно подошла ко мне, всем своим видом показывая, как она нереально устала. Попрощавшись с бабулей и её таксой (которая, к слову, была всё так же полна энергии), мы медленно, но с достоинством покинули площадку.

На выходе из парка моей девочке навстречу попалась лужа. Небольшая, но её зеркальная поверхность как будто манила к себе. Она медленно подошла, задумчиво уставившись на свое отражение, затем стала осторожно тыкать лапой. Закончилось всё ожидаемо, стоило мне немного отвлечься на витрину магазина, и она забралась в лужу всеми четырьмя конечностями и стала радостно шлепать, разбрасывая в стороны грязные капли воды. Я обречённо вздохнул.

— Ну вот, Персик, сегодня тебе предстоит принять ванну, — сообщил я своей подружке. Судя по отсутствию реакции, данный рефлекс мы еще не выработали. Всё-таки ты у меня еще ребенок.

Я только сейчас обратил внимание, что весь период нашей прогулки улыбка не сходит с моего лица, что ж, радость Момо оказалась на редкость заразительна.

Дабы мой поросеночек не решил запрыгнуть сразу на кровать, я был вынужден заносить её в квартиру на руках. В её глазах промелькнула грусть, она уже догадалась, что сегодня одними протертыми лапами она не обойдется. Надо отдать ей должное, банно-прачечные мероприятия она вытерпела стоически, не издав ни единого звука. Вот только вытереть её толком не вышло, стоило мне вытащить её из душа, как она ловко выскользнула