Ариадна из чугуна и стали - Виолетта Орлова

говорила, то вся аж дрожала от чувства собственного превосходства. Между тем учителя превозносили ее до небес, карга и вовсе окрестила белокурым ангелом и ставила только самые высокие оценки. Сегодня утром, глядя ему в глаза, нахалка заявила:

– Мой папа проектирует поезда. А твой – всего лишь на них ездит. Понимаешь разницу между нами?

– Да, – ответил он и, не желая оставаться в долгу, хмуро добавил:

– Твой отец – кабинетный червь, а мой – великий путешественник.

Она пискляво рассмеялась, вызывая в нем странное желание содрать с ее головы лакированные белые кудряшки.

– Может быть, зато моя новая мама не сумасшедшая, как твоя.

Кей не сдержался и двинул ей, впрочем, не сильно. Наверное, это не очень-то благородно и даже подло, все-таки он парень. Однако эта тема оказалась крайне болезненной для него. Все, что касалось его семьи, он переживал слишком остро.

– Великий человек, этот Крэйг! – прервал его сумрачные размышления отец. – Когда впервые зашел в будку его поезда, признаюсь, по телу побежали мурашки. Хотелось стоять там день и ночь, забыть про все на свете…

Отец говорил воодушевленно и красиво, жаль, что он любит поезда больше своей семьи.

Кей молчал, и они разошлись по комнатам.

Картина поменялась. Возможно, прошло несколько месяцев или больше.

Кей сидел с матерью у камина. Она теперь выглядела иначе: в лице нет того странного недовольного излома, оленьи глаза не кровоточат печалью, спокойный, безмятежный лоб точно отлит из бронзы. На руках – лайковые перчатки, по просьбе Кея. Вопрос заключался лишь в одном: помогут ли они, скроют ли тот факт, что у мамы больше нет пальцев. Радиолу Кей не включал: слишком уж неутешительными были в последнее время новости. Они произносились все тем же трогательным женским голосом, внушавшим ободрение, но только увы, спокойствия в сердцах не было. Год назад один крупный город не вышел на связь, а затем еще и еще. Неведомая болезнь поразила мир людей, она была как чума, оспа или даже хуже. А недавно, наконец, определили, что явилось причиной страшной хвори: операции, проводимые известной клиникой Нифльхейм. Оказалось, что у них имеется один, весьма досадный побочный эффект: люди, которые сделали себе операцию по удалению страданий, начинали постепенно исчезать. Вначале все выглядело фантастически, никто особенно в это не верил. Но сейчас уже накопилось порядочно свидетельств, да и очевидцев сыскалось немало. Газеты пестрили сообщениями, одно страшнее другого. Но самое жуткое заключалось в следующем: люди не просто исчезали. Они превращались в странную серую субстанцию, которая могла расти и поглощать в себя других людей, предметы и вообще материю. Их прозвали кавернами, пустотами. Злополучные клиники, разумеется, закрыли, владельцев арестовали, только механизм уничтожения уже был запущен: постепенно все больше людей поглощалось кавернами. Что с ними происходило? Никто не знал с достоверностью. Но всегда этот процесс сопровождался болью и, как ни парадоксально, страданием.

Теперь в каждом городе создавался карательный отряд полицаев по отлову клиентов клиник Нифльхейм. Выяснилось, что если человек умирает до превращения, то он не становится каверной. Тогда-то и приняли решение отлавливать бедняг и умерщвлять их, чтобы те не превратились в каверны и не поглотили других. Все это представлялось ужасным, особенно если принять во внимание один печальный факт: мама, увы, тоже сделала операцию. И Кей теперь не представлял, как ее спасти. Он вспомнил вчерашний разговор с отцом. Папа был непривычно серьезен, даже слишком.

«Лейла теперь уже не тот человек, что был с нами…» – аккуратно начал он. Кей почувствовал, как на глазах его закипают слезы. Что значит, не тот человек! Это его мама! И она останется такой, будь она хоть в любом виде, даже без рук.

«Я… Хочу сказать… Что нам следует сообщить в органы…» – продолжил отец.

Каждое новое слово рождало в душе Кея бурю протеста. Он не мог отдать маму на растерзание стервятникам и сам был готов умереть ради нее. Ну зачем, зачем они решились на ту страшную операцию, как глупо это оказалось, поспешно… Надо было понаблюдать, посмотреть на эффект…

«Тебе уже пятнадцать лет, ты взрослый мальчик и должен все понимать. Лейла заразит других, тебя, меня… Мы не можем рисковать жизнями, и я не хочу рисковать тобой.»

Кей вспомнил, что он тогда слабо кивнул, в мятежной душе своей однако совершенно с ним не согласившись. Отец уже давно от нее отказался, еще до операции. Но он не сможет так поступить! Сейчас, глядя на тлеющий огонь в камине, Кей мучительно размышлял о том, что ему делать. Сомнения и страхи терзали ему душу, а мама, совершенно не замечая его мук, сидела рядом со странной блуждающей улыбкой на устах – все такая же красивая и недосягаемая. Как славно, что она не догадывалась о своей печальной участи.

– Я люблю тебя, мама, – прошептал он тихо и чуть не заплакал. Она кивнула, безразлично принимая его слова. Что делать, что делать? Решение пришло спонтанно, он не успел об этом поразмыслить.

– Одевайся, выйдем прогуляемся, – прошептал Кей ей на ухо. Мама не сопротивлялась: она теперь сделалась удивительно безотказной. Выполняла все, о чем ее просили.

На улице их поприветствовал ледяной ветер, от мороза стыли уши, снежная паутина оплела небо, помертвевшая земля ощетинилась обледенелыми деревьями, вдохнуть тяжело, горло обжигает. Кей заботливо укутал маму шарфом, про себя он забыл – вышел, как был, в сюртуке, без тулупа.

Они неторопливо прогуливались по улице, со стороны – не придраться, мама со своим сыном совершают вечерний променад. А в голове молотом стучало: бежать, бежать скорее, но куда? Где бы он мог ее спрятать? Отправить в другой город? Ждать, пока она сама превратится в каверну? Кей надеялся, что за то время, что он будет укрывать маму, врачи найдут лекарство. В конце концов, ученые всегда что-то находят, впрочем, в последнее время пока только новые болезни.

Кей держал маму под локоть и вдруг с ужасом почувствовал, как его пальцы провалились в пустоту. Он в страхе отшатнулся, мама недоуменно посмотрела на него: соболиные брови сведены, персиковые губы выражали немой вопрос. Все выглядело нормально и вполне естественно, кроме одного: правая рука ее исчезла! Бежевый рукав редингота41 нелепо повис, из него клубился серый ужас. Кей почувствовал, как лицо покрывается потом. Он вспомнил, что недавно с друзьями обсуждал страхи: кто чего боится. В основном все трясутся за себя, конечно. Эти эгоистичные страшилки теперь представлялись пустячными по сравнению с тем невыразимым ужасом, что коснулся его сердца. Сегодня Кей узнал, что самое жуткое в жизни