Александра. Большая игра. (книга вторая) - Олег Ростов

не прокатила бы. Ну а Машка Палеологиня посмотрела, скорее всего на свою тётку и жаба её задавила. Тоже захотела примерить на себя титул Великой Княгини Московской. Вот и пошли пляски с бубнами… Но это ладно. Что там было меж троюродными братьями, лучше не знать, тем более все участники тех событий уже отошли в мир иной. И лучше не лезть в тёмный шкаф Рюриковичей. Ибо там своих скелетов столько, что костями завалит. А вот украшение??? Что же за украшение украла Софья из казны и подогнала своей родственнице, что сбегая из Руси, они только его захватили, улепётывая на конях? А забавно, как люди маскируются, сбегая за бугор. Вон, Машка Палеолог переоделась в мужское платье, а кретин Керенский наоборот — в женское.

Украшение меня заинтересовало. Не в плане наживы, нет, тем более у меня у самой хватало этих украшений. А вот то, что украшение было фактически украдено и являлось семейной реликвией моего мужа, так как принадлежало его отцу, то решила поговорить с этой Софьей, после похорон её мужа. Решила предложить продать то украшение мне. А я уже увезу его в Москву и верну Василию.

На следующий день, начали с утра собирать горожан, в так называемом, нижнем замке или нижнем городе. Там установили помост. Мои солдаты и офицеры заходили в каждый дом, выгоняли на улицу всех, кто по их мнению достиг 15 лет и старше, вплоть до совсем стариков, которые ещё могли ходить. В нижнем городе на площади глашатаи надрывались крича, что те, кто не хочет оставаться в Полоцке, могут уйти и забрать своё движимое имущество. Все остальные, кто остаётся, должны дать присягу, клятву верности Ливонской короне и Князю Андрею Полоцкому, сыну Порфирородной Принцессы Трапезунда, Византии и Рима, Порфирогениты Елены Комниной-Вяземской. Пообещали, что городу сохранят Магдебургское право. В итоге, нашлись те, кто захотел уехать в Литву. Таким не препятствовали. Но таких эмигрантов оказалось на удивление мало. Остальные дали клятву верности и мне и Андрейке.

В этот же день похоронили и Альбрехта Гаштольда. Он был переодет в красивую одежду. Похоронили его на местном кладбище. Княгиня Софья Верейская-Гаштольд, была одета в траур. Проводить в последний путь полоцкого воеводу пришло много народа. Сначала его отпели в местном католическом костёле. Видно и правда, Альбрехт был хорошим воеводой и наместником. Я, в сопровождении своего двора, так же пришла почтить память рыцаря. Взяла вслед за вдовой горсть мёрзлой земли и бросила её в могилу. Когда Альбрехта похоронили, Софья обратилась ко мне.

— Ваше Величество. Разрешено ли мне будет перезахоронить мужа в его поместье в Литве? Там я поставлю ему хорошее надгробье.

— Конечно Софья, Васильевна. Тебе будет разрешено перезахоронить супруга. Это твоё право. Потом был поминальный обед. Софья не плакала. Она словно закаменела. Неужели она любила своего супруга? В о время поминок, она попросила у меня разрешения удалится. Мол хочет отдохнуть, так как не очень хорошо себя чувствует.

— Да, пойдём, я тебя провожу до твоих покоев. — Ответила ей. Княгиня удивлённо на меня посмотрела, но я не стала обращать на это внимание. Встала из-за стола сама и объявила, что провожу княгиню Софью в её покои. Взглядом дала понять, что сопровождать сержант-дамам меня не нужно. Мы с Софьей прошли в её покоит. Сержант-дамы меня не сопровождали, но сопровождали палатины. Покои княгини были богато обставлены. Она прошла на середину комнаты. Поняла, что я пришла сюда вместе с ней не просто так.

— Присядете, Ваше Величество?

— Да. — Села на предложенный стул.

— Может вина? — Вновь предложила Софья.

— Нет. Благодарю. Садись, Софья Васильевна. — Она села на другой, рядом со мной. — Скажи, княгиня, ты на самом деле сильно любила своего мужа или просто вышла за него замуж, потому, что так хотели родители? Ведь Альбрехт один из богатейших магнатов Великого Княжества Литовского.

— Да, Ваше Величество. Я очень его любила и сейчас продолжаю любить. — Софья задумалась, словно вспоминая что-то. Даже заметила улыбку на её лице. — Знаете, Ваше Величество, когда я впервые увидела Альбрехта, мне было исполнилось всего 13 лет. Альбрехт меня на много старше. Но я не чувствовала разницу. Альбрехт читал мне стихи и пел под моим окном серенады. Я, слушая его, была самая счастливая на свете. Прежде, чем попросить моей руки у моих родителей, он спросил меня, соглашусь ли я стать его женой? Я ответила не раздумывая, что да, соглашусь. И не из-за того, что он был богат. У моего отца тоже были земли и города в уделе, которые ему подарил Великий Князь Литовский и Король Польский Казимир.

Она замолчала. Смотрела сквозь меня, словно унеслась куда-то в даль своих воспоминаний. Я увидела на подставке мандолу, похожую на мою. Встала, подошла и взяла её. Софья не реагировала на меня. Точно где-то там в своих воспоминаниях. Я села на диванчик. Провела пальцами по струнам. Очень хороший звук. Заиграла грустную мелодию, потом запела:

Прощай, прощай, навек прощай.

К берегам своих мечтаний отчаль и прости,

Все, что было, забудь,

И — в путь.

Но любовь забыть не обещай, не обещай.

Прощай…

Софья словно очнулась. Смотрела на меня и внимательно слушала.

Пусть грусть уйдет, корабль плывет.

Лишь одна ему печаль — что вдали

виден берег родимой земли.

Плыви вдаль,

Но не забудь свою печаль, свою печаль

Прощай…

— А Вы очень красиво поёте, Ваше Величество. У вас хороший, чистый голос.

Я наигрывала грустную мелодию. Потом спросила её:

— Софья, скажи, а почему твои родители покинули Русь?

Она некоторое время молчала и, наконец, ответила:

— Это из-за Ивана Васильевича, покойного Государя Московского. Мой батюшка попал к нему в опалу и чтобы не оказаться в темнице, им с матушкой моей пришлось бежать. Я тогда маленькая была. Года два мне было. Помню только, что отец посадил меня на коня, впереди себя, одной рукой прижимал к себе, второй управлял поводьями. А рядом на другом коне скакала моя мама. Батюшке пришлось оставить всё там. Свою казну, земли, всё. В Литву мы прибыли не имея ничего, кроме ожерелья, которое подарила моей маме её тётка, Софья Фоминична, жена Великого Князя Московского. Мама мне потом сказала, когда я стала старше, что Московский Государь разозлился именно из-за этого ожерелья. Велел отобрать его у моей матери. А моих родителей заточить в поруб.

— А это ожерелье у тебя сейчас есть?

—