Прорвемся, опера! Книга 3 - Никита Киров

Мы с удивлением посмотрели на следака. Откуда у него такие познания в психологии серийных убийц? Будто он в спецгруппе какой состоял по отлову этих гадов. Но нет, он в нашей области работал, в провинциальной городской прокуратуре банальным следаком. Маньяки у нас водились, но не часто. Вернее, я вот одного только и помнил, Кащеева — но здесь мы с ним ещё не успели поработать.

— Да по кримпсихологии мы проходили, — отмахнулся следак, уловив на себе наши недоуменные взгляды.

Ну а пока Кобылкин начал писать протокол, мы с Витькой выяснили, что убитая — это медсестра Фёдорова из поселковой больницы, а раньше работала в районной. Её узнал один из санитаров, который иногда приходил помогать в морге. Ничего конкретного не сказал, кроме того, что много пила, а детей забрал первый муж и увёз в область ещё летом.

— А он её… — тихо проговорил Орлов и с опаской огляделся, — тоже того? Маньяк же.

— Следов таких нет, Ванька смотрел, — сказал я. — Знаешь, маньяки и серийные убийцы бывают разные. Кто-то получает возбуждение от этого, кто-то — псих, голоса там ему шепчут или ещё что-то, ну или верит во всю эту оккультную тему, модно же сейчас. А кто-то считает, что тем самым очищает мир от скверны и недостойных жить, типа. Есть и такие, Витька.

И этот наш Кащеев, скорее всего, как раз из последних, потому что жертвы были нетронутые в сексуальном плане. Кроме первой официально зарегистрированной, но там просто была расстёгнута одежда. Ну и по последней ничего толком не скажешь, ведь мы его и остановили прямо во время нападения.

И про это тогда писали в газетах, что, мол, менты поймали не того, потому что Кащеев сидел прежде за изнасилование, да и последнюю жертву пытался изнасиловать. А этот маньяк, вроде как, жертв никогда не насиловал.

Но после его смерти в СИЗО новых жертв не было, поэтому вопрос вскоре был закрыт. Да и видеозаписи допросов убедили общественность, что он действительно псих, а не притворяется. Возможно, по итогу его бы даже отправили не в тюрьму, а в психушку, но тогда еще шло следствие, и судебно-психиатрическая экспертиза ещё не была закончена, как он умер.

Но вопросец-то в целом неприятный, почему сидевший за износ зэк просто убивал своих жертв и под юбки не лез. Да и по какому принципу он выбирал их, тоже непонятно. Случайных?

Именно из-за этих нюансов я собираюсь всё подбить и взять гада официально, а не поеду к нему ночью прямо сегодня, чтобы разнести ему башку из неучтённого ПМ, во избежание дальнейших жертв. Пусть и не признается сам, доказательств найдём достаточно.

— Ну и дела, — Орлов покачал головой, когда мы вышли на свежий воздух. — Увижу его — по ходу, прямо там и захлестну. Сволочь…

— Да погоди пока, успеешь. Сначала надо найти.

Поехать бы сразу на адрес к Кащееву, но процесс должен идти как положено. Сначала — место преступления, туда нас и повёз дядя Гриша. Сегодня он был необычайно разговорчив, рассуждал про выборы.

На это его натолкнул большой плакат на стене больницы, где был изображён Кросс с большой припиской — «Выбирай правильно! Выборы мэра Верхнереченска 1996. Иван Гордеев — кандидат №1! Я очищу город от бандитов и наркотиков!»

Что говорил водитель себе под нос, разобрать было сложно, но суть его монолога такая же, как у одной ещё не вышедшей песни про выборы и кандидатов.

Убитая жила в посёлке, туда мы и приехали, завалившись в участковый пункт милиции, отдельно стоящую избу посреди частного сектора. Сидящий там мужик в очках, усталый, забегавшийся, зарывшийся в тоннах отчётности, как и любой участковый, перепугался, что на его участке возник криминальный труп, а он не углядел, и всё пытался доказать нам, что она, мол, просто померла. Потом взял себя в руки и начал объяснять детально.

— Да я думал, что без криминала, — оправдывался он, вытирая лоб. — Пила-то она как мужик, цирроз, все дела. Еще от неё и муж ушёл, детей забрал, и сожитель всё хотел свалить! Раз ушёл со скандалом, так она его догнала, по башке настучала шваброй и назад затащила.

— Боевая баба была, — заметил Кобылкин.

— А где этот сожитель? — спросил Орлов, хмуря лоб. — Поговорить бы с ним.

— Так увезли его к вам позавчера! — участковый потёр затылок. — Набухался, к людям приставал, драться лез, деньги клянчил. Вот и доклянчился.

Потом участковый вдруг выскочил из избы и вскоре, минут через пять, притащил незнакомого нам парня лет двадцати. Рослый парнишка, чуть ли не под метр девяносто, не на шутку перепугался и долго путался в том, что говорил. Наконец, мы добились от него, что сожитель погибшей Фёдоровой позавчера приставал с той же просьбой как раз к нему.

— Я с тренировки иду, а он на пути встаёт и спрашивает — есть десять тысяч? — парень по очереди смотрел на нас вытаращенными глазами. — Я говорю — нет. А он опять — да я на войне был, в десантуре! Дай сигу, пока я добрый!

— А он воевал? — хмурясь, поинтересовался Орлов.

— Даже в армии не служил, — участковый, слушавший это, хихикнул. — В портки, говорят, ссался. Но как выпьет, понты гонит, что чуть ли не Берлин брал в одиночку на танке. Метр с кепкой, а понтов — мама не горюй. У него морда всё в шрамах, постоянно лезет и получает.

— И что потом?

— Да говорит мне, — продолжал парень, — ты чё, спортсмен? Я говорю — да.

— А каким спортом занимаешься? — спросил я.

— Фехтованием, — начал объяснять он. — У нас секция в городе, тренер собирает… но это, мы незаточенным! На соревнование вот в область ездили, на прошлой неделе, третье место занял! Вот… — парень вытер вспотевший лоб.

— Да не пугайся, я в курсе, что такое спортивное фехтование. Ты ему так и сказал?

Он закивал.

— Говорит, что я лох, лучше бы боксом занялся. И говорит — давай покажу, как бить надо… а у меня рапира тренировочная при себе была, в чехле нёс. Вот и я тоже показал…

Короче, сожитель