Мы будем первыми! Путь к звездам - Сергей Баранников

лидеров в области космоса, но особо не блещем новыми достижениями. Всё пока только в проекте. Но если подготовим достойную молодёжь, утроим усилия, то сможем поднять наше знамя над Красной планетой. Жаль, знамя не красное, но это я ностальгирую по прежней жизни. Наш триколор меня тоже очень даже устроит.

Роман Валентинович попятился назад, словно рак, и пришло время закидывать новую удочку, чтобы удержать его, пока он не устроился за кафедрой и не начал лекцию.

— А слышали, что в Китае планируют собирать солнечную энергию на высоте в триста шестьдесят километров и отправлять её на Землю в виде микроволнового излучения? Как думаете, этот проект имеет право на жизнь?

— Нужно разбираться что они там придумали, — произнёс Пильщиков. — Пока это звучит нелепо. Вы ведь понимаете что представляет собой свет? Это не только поток частиц, но и волна. Если им удастся направлять его в определённом диапазоне, я ещё поверю в реальность этой затеи. Но представьте какой будет потеря при передаче энергии!

— А почему бы не собирать энергию поближе к поверхности Земли? — подбросил дров в огонь другой парень.

— Нельзя, — покачал головой препод. — На счёт высоты я с китайскими коллегами согласен. Геостационарная орбита на высоте в тридцать шесть тысяч километров позволяет спутнику или любой другой установке вращаться одновременно с Землёй. То есть, установка будет постоянно находиться над одной точкой на Земле. Именно это и необходимо учёным, чтобы передавать энергию. Точная связь между сборщиком энергии и её наземным приёмником.

— А нас не поджарят? — поинтересовался парень с галёрки, который откровенно забавлялся происходящим.

— Забудьте! Хотя, не стоит отрицать, что такая установка может использоваться как орбитальное оружие. Но я думаю, что до этого не дойдёт. Всё-таки Китай — участник договора о неразмещении оружия в космосе, и выйти из этого договора не так-то и просто.

— А если…

— Довольно! — прервал дискуссию Пильщиков. — Кому интересно, можете задать вопрос после занятий, а сегодня нас ждёт важная тема по сопротивлению материалов.

Роман Валентинович вернулся за кафедру и открыл свою тетрадь, в которой от руки записывал лекции, а я ликовал. Да, тема у нас скучная до того, что выть охота, но это не повод срывать пару. И потом, знания по сопромату могут нам здорово пригодиться, так что я намерен внимательно слушать каждое слово. Вдруг я что-то упустил или забыл? Уже который раз сталкиваюсь с тем, что информация воспринимается иначе, когда слушаешь её через время и в другой обстановке. Так я смог заполнить некоторые пробелы в знаниях и даже продвинуться дальше.

В апреле начались полёты у студентов. Первыми приступили к практике лётчики, а следом за ними подхватили инициативу и мы. На смену Л-39, на которых мы летали с инструктором в том году, пришли двухмоторные Diamond DA42, знакомые нам по тренажёрам. Теперь настало время для личного знакомства.

Мы рассчитывали, что полетаем в первый же день, но нас ждало разочарование.

— Сегодня отрабатываем запуск и прогрев двигателя, а также руление по взлётной полосе, — произнёс Рязанцев.

— А как же полёты? — удивился Куприянов.

— Полетаете ещё! У нас впереди три месяца практики. Каждую пятницу будете здесь проводить.

Одновременно практику отрабатывали по три студента. На место Криницкого пришёл новый преподаватель Геннадий Фёдорович Старостин, который у лётчиков мгновенно получил кличку «Лысый» из-за того, что ходил с гладко выбритой головой. А ещё к концу года он получил права на инструктаж и обучение студентов. Я попал к Смирнову, с Рязанцевым оттачивал руление Золотов, а со Старостиным — Оля Федосеева.

Каждый студент прозанимался по два часа и закрыл поставленную задачу. Теперь оставалось дождаться конца следующей недели, чтобы подняться в небо.

Мы договорились приезжать по трое на полёты. Какой толк торчать на аэродроме целый день, если полетать получится всего пару часов? Да, можно посмотреть как летают другие и поучиться на чужих ошибках, но через пару часов понимаешь, что принципиально ничего нового не увидишь. Правда, Рязанцев всыпал нам нагоняя за своеволие и заставил прибыть группу в полном составе.

Мне выпало летать со Смирновым, чему я здорово обрадовался. Рязанцев, конечно, профессионал своего дела, но находиться с ним в одной кабине просто невозможно. Любая ошибка вызывает у него бурю эмоций. А вот Степаныч куда спокойнее, хоть обычно и ему эмоций не занимать.

— Мишка, сегодня хорошо отлетали, — похвалил меня Смирнов после вылета. — Вот только скучно с тобой.

— Это почему? — заволновался я.

— Да потому что мне в кабине делать нечего. Взлетаешь сам, круги нарезаешь без моей помощи, на посадку тоже сам заходишь. Скукота. Вон, погляди на Льва Михайловича — красный как рак из самолёта вылез.

Я посмотрел на Рязанцева и понял, что этот полёт получился не самым спокойным. Коля Золотов шёл от самолёта, втянув голову в плечи. Чувствую, досталось ему по первое число.

На самом деле, с Рязанцевым действительно тяжело летать. Прежде всего, эмоционально. Находишься в постоянном напряжении и в любой момент ждёшь, что он набросится на тебя с критикой и отчитает за любую, даже малейшую ошибку или промедление. Я понимаю, что техника не любит промедления или нерешительности, но с критикой тоже нужно быть осторожнее, иначе можно так запугать студента, что ему полёты будут сниться в кошмарах, а когда нужно действовать, он будет паниковать и мысленно ждать нагоняя. Эмоциональная составляющая в нашем деле тоже многое значит. К счастью, в прошлой жизни у меня были хорошие