Мы будем первыми! Путь к звездам - Сергей Баранников

ворвался Быков. Судя по его выражению лица, случилось что-то хорошее. Хотя, кто знает нашего куратора? Он может искренне радоваться тому, что придумал для нас очередное занятие, так что не стоит особо обольщаться, видя Валерия Дмитриевича в приподнятом настроении. Тут, скорее, нужно насторожиться.

— Роман Валентинович, можно Чудинова и Федосееву? Срочно!

— Разумеется! — отозвался Пильщиков и провёл нас взглядом, пока мы спускались к выходу из аудитории.

На самом деле, интерес Быкова к нашим персонам здорово настораживал. Что могло случиться? Результаты командной олимпиады должны подводить не раньше, чем через неделю, никаких олимпиад в конце учебного года не предвиделось. Неужели запихнут нас куда-нибудь на экскурсию, как отличившихся студентов?

Как только мы вышли в коридор, а за нами захлопнулась дверь, Быков заключил нас в объятия и заорал так, что его услышали не только в аудитории, но и наверняка в соседнем корпусе.

— Победили! Я же говорил, что мой план сработает!

— Кто победил? Какой план? — недоумевала Оля.

— Мой план собрать вас вместе. Ваш проект «Аргус» признали лучшим на командной олимпиаде. Буквально несколько минут назад звонили из Москвы. Это победа! Собирайтесь, в пятницу = выезжаем в Москву на награждение.

Вот те раз! Конечно, я был несказанно рад нашей победе, но ведь в пятницу меня ждёт первый самостоятельный полёт, и пропускать такое я никак не мог. Пришлось договариваться с Рязанцевым, чтобы меня поставили в начало списка. Не очень хотелось лезть в глаза декану лётчиков, но пропуск практики он бы мне не простил, даже если бы речь шла о спасении мира. Лев Михайлович нехотя согласился поставить полёты на девять часов утра, а это значило, что к обеду я буду готов к отъезду.

Пятницу я ждал с особым трепетом, ведь этого момента я ждал почти два года обучения.

— Готов? — совершенно серьёзно поинтересовался Смирнов, когда я готовился к полёту.

— Готов! — совершенно спокойно ответил я. — Конечно, если никто не собирается заставлять меня делать виражи.

На этот раз мне удалось вызвать на лице Степаныча улыбку.

— Давай посмотрим насколько ты готов.

Сегодня меня ждала серьёзная программа. Сначала нужно отлетать «контрольные полёты» со Смирновым, затем он передаст меня на проверку командно-лётному составу, и только тогда мне дадут или не дадут добро к самостоятельному полёту.

Со Смирновым мы отлетали всего с полчаса, и он полностью остался доволен результатом.

— Посмотрим, насколько хорошо тебя подготовил Иван Степанович, — проворчал Рязанцев и кивнул в сторону самолёта.

Я прекрасно понимал, что лететь придётся именно с Рязанцевым, ведь он отвечает за полёты, но всё равно расстроился. Хотя переживал зря. Лишь раз за весь полёт Михалыч выругался, когда диспетчер замешкался, прежде чем дать добро на посадку.

Зато по возвращении на землю Рязанцев вручил мне лётную книжку, в которой значилась надпись: «Готов к самостоятельным полётам». Есть допуск!

К самолёту я направлялся в полном одиночестве. Устроился в кабине и почувствовал, что чего-то не хватает. Лишь через пару секунд осознал, что мне не достаёт Смирнова, который всегда был рядом и мог подстраховать в случае ошибки. Как ни странно, волнения не ощущал. Просто уверенность в собственных силах и максимальную концентрацию, на которую только был способен. А что волноваться? Раньше ещё в выпускном классе школы можно было заслужить право на первый самостоятельный полёт, а я уже второй курс заканчиваю. Одним словом, морально дозрел.

— Ноль-ноль-первый, старт! На стоянке. Разрешите запуск. Планирую круги сам!

Последнее слово произнёс особенно чётко, чтобы диспетчеры смотрели в оба.

— Ноль-ноль-третий, запуск разрешаю! — послышалось в наушниках.

Ну, как говорил Юрий Гагарин, поехали! Действовал спокойно, стараясь не давать повода для волнения. Я был уверен, что сейчас за мной с земли наблюдают не только одногруппники, но и три пары глаз инструкторов, которые волнуются больше меня самого. Тот же Рязанцев хоть и строгий мужик, но переживает.

Набрал рабочую высоту и связался с диспетчером, чтобы доложить обстановку.

— Ноль-ноль-первый, успешный старт, на борту порядок, начал работу.

Первый самостоятельный полёт длился совсем недолго. Сделал всего четыре круга и ушёл на посадку. Но и этого оказалось достаточно, чтобы набраться положительных эмоций. Жаль только, что насладиться полётом в полной мере не смог, а заодно и полюбоваться окрестностями — нужно следить за приборами и сосредоточиться на пилотировании, чтобы не подвести инструктора и членов комиссии.

— Ноль-ноль-первый, шасси выпустил, к посадке готов. Запрос посадки, — произнёс я, стараясь отчётливо проговаривать каждое слово.

— Ноль-ноль-третий, посадку разрешаю, ветер двести сорок градусов, четыре с половиной метра! — послышалось в ответ.

Как только самолёт пробежал положенный путь по посадочной полосе и остановился, ко мне тут же бросились Смирнов и остальные. Я даже заволновался и осмотрел состояние самолёта. Может, было задымление, а я этого не заметил? Или приземлился как-то не так? Странно, я даже этого не почувствовал. Выбрался из кабины и ступил на землю, а потом меня подхватили на руки и принялись качать.

— Давай его по-нашему встретим! — заорал Степаныч и выплеснул на меня бутылку воды, а затем меня потащили к самолёту и усадили пятой точкой на колесо. Вот же суеверные шизики! А я всерьёз беспокоился, что с самолётом что-то случилось.

Когда традиции были соблюдены, Рязанцев