Военкор - Михаил Дорин

Хадиф продолжал меня тянуть в укрытие, но я вырвался. Камеру убрал в сторону, обнаружив, что есть сейчас вещи важнее репортажа.

— Подожди, людям помощь нужна, — громко сказал я, указывая на людей, пытающихся преодолеть страх и добраться до укрытия.

Возле стены одного из домов, сидела старуха, обхватив колени руками. Она тщетно пыталась подняться, но ноги её не слушались. Руки пожилой женщины дрожали.

Дальше сидеть я не мог.

— Лёша! — крикнул мне вслед Хадиф, когда я бежал к старушке.

Поднял её под руки, помог встать на ноги.

Ещё два «Кфира» зашли на цель. Да настолько низко, что казалось стоит протянуть руку и достанешь до фюзеляжа.

— Держитесь! — выпалил я по-арабски. — Я хочу вам помочь и отвести вас в укрытие!

Она всхлипывала, но слушалась. Пока я помогал старухе подняться, мимо пронеслась молодая женщина с выпученными глазами и с ребёнком на руках. Девочка лет трёх была без сознания, волосы свисали вниз, словно у куклы. Рядом, цепляясь за подол матери, со всех ног бежал мальчик лет пяти в коротких штанах и с порванной майкой. Босыми ногами он наступал на острые осколки.

— Мама, мама, мама… — сбивчиво повторял он.

Малец остановился прямо посреди улицы. Такая толпа его просто затопчет, если его не забрать.

Я чувствовал, как старуха дрожит у меня под рукой. Оцепенев, она принялась молиться, призывая небеса остановить весь этот кошмар.

Потянув за собой старушку, я подбежал к мальчику и поднял на руки. До укрытия остаются несколько десятков метров.

Новый взрыв ударил в сотне метров от нас. Земля вздрогнула, как от землетрясения, и дом в полусотне метров впереди, в который пришёлся удар, словно сложился вовнутрь. Он не рухнул сразу, а начал медленно проседать. Плиты с глухим стоном поехали вниз, одна за другой. Стены и балки рухнули.

От грохота снова заложило уши. Я пытался держать открытым рот, но выходило дрянно.

Пыль поднялась стеной, затягивая всё вокруг в кокон. Люди исчезли в нём, как в тумане. Из клуба пыли слышались вопли и крики о помощи.

Палестинцы совершенно беспомощны перед натиском Израиля. Всё это напоминало избиение мирных, беззащитных граждан. Не хочется говорить громких слов, вроде геноцида, но признаки есть.

Я увидел открытую дверь подвала, куда один за другим прыгали люди. У входа стоял Хадиф и энергично махал рукой, призывая палестинцев прятаться.

— Сюда! Все сюда! В укрытие! — кричал Хадиф, придерживая створку двери.

— Пойдёмте, — пришлось приложить усилие, чтобы двигать старушку к укрытию.

Она наверняка пережила не одну бомбардировку, но привыкнуть к тому никто не мог. И сейчас она вряд ли понимала, что происходит.

Мальчик продолжал плакать, смотря в сторону разрушенного дома.

— Давай его мне, — подбежал Хадиф и забрал мальчика.

Несколько секунд спустя я дотащил женщину до входа в подвал. Хадиф к этому моменту вернулся, и уже вместе мы буквально втолкнули бабушку внутрь.

Я огляделся напоследок, и только убедившись, что помощь больше никому не нужна, забежал в подвал, едва не споткнувшись на лестнице.

— Берегись! — услышал я чей-то крик наверху.

Над головой снова раздался рёв двигателей летящих самолётов, а затем и грохот взрывов.

В подвале было слабое освещение. Узкое пространство заливало желтоватым светом от единственной лампы в центре комнаты.

Внутри было душно, тесно и темно. Пахло гнилью и потом. Пыль забивала ноздри при каждом вздохе, и дышать было всё сложнее.

— Проходи, Лёша. С репортажем придётся повременить, — сказал Хадиф.

Люди сидели на мешках, ящиках, кто-то просто на полу. У стены, обняв колени, тряслась девочка, в этот момент оставшаяся одна. В её стеклянных глазах застыл немой ужас. Пожилой мужчина с окровавленным рукавом пытался удержаться на ногах, опираясь на стену.

— Материал я уже получил. Будет что рассказать миру. Правду узнают все.

Хадиф утёр грязное от пота и пыли лицо и рассмеялся. Правда, это был ироничный смех.

— Правду? Кому она нужна, кроме нас. В эту правду никто уже не верит. Кругом ложь, — сказал Хадиф, пройдя вглубь комнаты.

В дальнем углу тряслись английские журналисты, перепуганные до смерти. Лица бледные, взгляд потухший. Репортёрша дрожала, подтянув колени к груди, и раскачивалась взад-вперёд. Блокнот Элис валялся в пыли у ног её оператора, который глядел в пол, стиснув зубы. Ещё один, закрыв лицо ладонями, что-то шептал себе под нос.

Они-то и оказались самыми разговорчивыми здесь.

— Нас должны вывезти, — выдохнул оператор, заметив меня.

— Это какое-то недоразумение. Это не может быть Израиль. Это… это сирийская провокация! Мы говорили с военными, они… они бы не стали, — тараторила Элис.

Я ничего не ответил, но молча посмотрел на этих двоих. Пыль осела на их волосах, одежде и лицах. Скорее всего, британские журналисты оказались в подобной ситуации впервые.

От былой спеси этого мужчины и кокетливого взгляда Элис в миг ничего не осталось.

Британцы сильно отличалась от остальных людей, спрятавшихся в подвале. Те сидели молча… ждали, когда закончится очередной кошмар.

Кто-то из мамочек начал петь. Тихо и проникновенно, покачивая на руках маленького ребёнка.

— Вера держит в нас жизнь. И только Богу мы жалуемся на наши страдания. Неважно, как долго мы живём. Все мы вернёмся к своей матери, — пела женщина, стараясь не плакать.

Это одна из атаб — народных палестинских песен. Голос женщины был настолько проникновенный, что у меня немного сдавило в груди.

— Это не Израиль, не Израиль, — твердил журналист.

— Я не верю. Надо записать, что это была провокация, — произнесла Элис, нащупав блокнот и стряхнув с него пыль.

Похоже, что отошли от первых впечатлений мои британские коллеги.

— А вы Элис не видели, как мать несла мёртвого ребёнка? Может, напишете, что этого не было?

Элис поправила волосы и внимательно посмотрела на меня.

— Не видела. Даже если бы увидела, то не сразу бы поверила. Мир становится сложнее, мистер Карелин. Столько сейчас постановочных номеров…

— Вы не в цирке, госпожа Винтер. Закончится бомбардировка, и не поленитесь выйти наверх самой первой. Британия уже забыла, что значит война.

Оператор похлопал по камере, привлекая моё внимание.

— Вот здесь доказательство того, что это Сирия и местные повстанцы. Я снял несколько минут, как они стреляли в сторону Израиля и сами…

Я решил не слушать бред и закончил за британцем.

— Попали в свои собственные дома?

Англичанин открыл рот, потом закрыл. Плечи его