Новые Боги: Темный культ - MeCat

Сегодня в Лондоне было паршиво. И это не было просто ненастной погодой. В этом новом мире, где небеса иногда могли кровоточить или изрыгать чудовищ, где само понятие "погода" стало капризом существ с нечеловеческой силой, начало октября в столице Великобритании ощущалось как приговор. Дожди шли, не прекращаясь с самого утра, мелкая, холодная морось, проникающая под воротник, заставляющая ёжиться и проклинать всё на свете. Она превращала улицы в зловонные канавы из грязи и мусора. Если в центре, где базировались штаб-квартиры транснациональных корпораций (многие из которых теперь были связаны с культами) и представительства новых государств, мостовые ещё хоть как-то убирались, демонстрируя жалкое, фальшивое подобие порядка, то на окраинах дела обстояли куда как хуже. В слякоти и грязи можно было без малого утонуть, вязкая жижа при каждом шаге норовила поглотить ботинок, оставляя на одежде мерзкие, вонючие брызги.

Да еще и на небе, как назло, не видно было ни единого проблеска света. С самого утра всё вокруг затянула серая, непроглядная дымка. Не просто туман, а что-то более плотное, вязкое, наполненное запахом промышленных выбросов, гниющей органики и, казалось, ощущением всеобщего разложения. И уж про такой район, как Скэри-сквер, "Страшный Квартал", и говорить нечего. Криминальная кишка Лондона, место, куда полиция заглядывала только за взятками или когда иначе было нельзя, не просто так называлась Ямой. Осенью здесь стояла лютая, невыносимая вонь, плотная, осязаемая. Она тянула, казалось бы, отовсюду, сливаясь в единый, тошнотворный коктейль. От пропитых, провонявших перегаром бомжей в дранных тряпках, намотанных друг на друга, спящих прямо на тротуарах, укрытых картонками. От курящих проституток, чья дешёвая, приторная туалетная вода не могла заглушить запах продажного секса, страха и безысходности. От наркоманов, чьи тела были истощены не только зельем, но и, возможно, странными болезнями нового мира, которые справляли любую нужду исключительно под себя, создавая зловонные, кишащие личинками лужи.

Воняло от продажных копов. Нет, не тем ощущаемым запахом пота или табака, а другим — "моральным". Запах коррупции, бессилия и цинизма. А разве может не вонять, когда двое рослых мужиков в униформе Евросоюза, экипированных по последнему слову магико-технологии – в бронежилетах с рунами, с оружием, заряженным магическими патронами – вяжут педофила на "горяченьком", получают благодарности от родителей жертвы, везут его в участок, а потом, когда оказывается, что тот принадлежит какой-нибудь местной банде, связанной с одним из теневых богов или культов, отпускают за пятьсот фунтов? Или, что вернее в наше время, за услугу, за информацию, за долю в контрабанде артефактов? И всего через два часа этих же самых "фараонов" видят в одном из притонов, крышуемых той же бандой, где сутенер, оказавшийся по совместительству тем самым педофилом, старчивает малолетних, смазливых дурочек, попавших в ловушку нового мира, чьи семьи были уничтожены или сошли с ума? И, что и не удивительно в этой бездне порока, эти одурманенные, ещё вчера школьницы, оказываются в объятьях "фараонов", торгующих своими душами и телами. Да, Скэри-сквер провонял не только ощутимой вонью гнили, грязи и человеческих отбросов, но и другой, той, которая ещё хуже — вонью морального и духовного разложения.

По этим темным, почти не освещенным улицам, где редкие фонари либо разбиты, либо мерцают слабым, желтоватым светом, среди вываленных на тротуар куч грязи и мусора, шла одинокая фигура. Закутанная в старую, мокрую шаль миниатюрная женщина. Её тонкая фигурка казалась слишком хрупкой, слишком неуместной для этого места. Она покачивалась, будто пьяная или больная, иногда спотыкалась о невидимые препятствия или булыжники, и всё приговаривала тихим, надрывным, почти неслышным голосом: "Тише, маленький, тише. Потерпи, скоро будет хорошо. Скоро ты будешь в безопасности." В руках она держала какой-то свёрток, прижимая его к себе, будто самое ценное сокровище на свете. Изредка из свёртка доносились странные звуки сопения и причмокивания, будто укачивая кого-то.

Никто и никогда не видел эту женщину конкретно в этом районе Скэри-сквер. Вернее, никто б не смог её узнать, ведь она не появлялась здесь уже много лет, сбежав от своей прошлой жизни, скрываясь. Возможно, именно эта анонимность и сыграла свою роль в дальнейшей, трагичной истории. Сейчас же, когда дама всё пыталась идти прямо по скользкой грязи и не падать, чувствуя, как последние силы покидают её тело, за ней следили три пары глаз. Три пары сальных, вечно пьяных, голодных глаз. Трое местных обитателей, крыс этого района, почуявших лёгкую добычу. Но их никто не видел, да и какое там — жители Ямы слишком хорошо умели скрываться в тенях, сливаться с мусором и отбросами. Ведь их, слабых, на игле, постоянно готовых продать что угодно за дозу, всегда были рады попинать более крупные хищники – члены банд и различных группировок, контролирующих район, или служители мелких, теневых культов. А сейчас этим троим представился шанс самим слегка поразвлечься на халяву, получить что-то ценное – деньги, вещи, возможно, даже душу, которую можно продать мелким демонам или культистам Барона Субботы. И уж они-то этот шанс точно не упустят. Тень скользнула за женщиной, отделяясь от стены здания.

Женщина же, не чувствуя преследования, или не имея сил обратить на него внимание, свернув на одну из узких, воняющих переулков, прошла по небольшому пустырю, усеянному строительным мусором и битым стеклом, и, наконец, счастливо, облегчённо вздохнула, увидев свою цель. Перед ней высилось четырёхэтажное здание, мрачное и неухоженное, словно вырванное из другой эпохи. Свет в нём горел лишь на первом этаже, откуда доносились приглушенные голоса, спорящие о чём-то. Но изредка можно было заметить отсветы свечей в окнах повыше, которые, впрочем, однажды промелькнув, редко когда показывались снова. Казалось, само здание дышало тайнами, скрывая что-то внутри.

Поудобнее подхватив свёрток, будто боясь уронить самое ценное, что у неё оставалось, мадам направилась к крыльцу. Это крыльцо, как и всё здание, явно требовало капитального ремонта. Оно было деревянным, с обшарпанными ступенями, на которых находилось что-то наподобие старой, расколотой плитки, скользкой от дождя и грязи. Перила же были трухлявые и покрыты уже давно потрескавшимся зелёным лаком, цвета гнили и плесени.

Девушка (а сейчас, под слабым светом фонаря над дверью, уже было понятно, что это именно молодая девушка, совсем юная) поднялась по скрипучим, дышащим на ладан ступенькам, тяжело дыша, чувствуя, как сердце стучит в висках, и наконец, с последним усилием, положила свёрток у порога. Мягко. Аккуратно. Будто боялась разбудить того, кто был внутри.

Будучи уверенной в том, что она сделала всё возможное, что выполнила свою последнюю, страшную задачу, что рассталась со своим