Сага о Головастике. Долгая дорога домой - Александр Нерей

— Скоро прилив. Вам пора выбираться и уходить, — сказал нам с Ротариком младший Львович и впервые посмотрел на меня каким-то обречённым взглядом, полным тоски.

— Скоро прилив. Нам пора выбираться и уходить, — эхом повторил атлантид, соглашаясь с младшим писцом, а вот взгляд его я не успел увидеть, потому что он браво развернулся и вышел из библиотеки.

Пришлось его догонять, чтобы спросить о каком приливе шла речь, и почему у Львовича были такие грустные глаза, но перед этим извиниться и попрощаться с писцами:

— Сигноми. Спасибо вам. Эфхаристо и андыо.

* * *

Догнал Ротарика у самого выхода из подземелья. Он как заведённый маршировал по лабиринту мимо многочисленных ответвлений с залами, камерами, мастерскими, тупичками то со старинными намалёванными образами, то с могильными плитами на полу или стенах, и дальше следовал переходами, расположенными по какой-то только ему известной методике. Или бывший атласар просто читал свои недавние следы, ведь из него тоже лучился такой же насыщенный красный свет.

— Пару минут здесь обожди. Нужно побыть одному чтобы сосредоточиться, — вспомнил про меня Ротарик, поэтому пришлось остановиться, как я считал, за несколько шагов до изменившегося до неузнаваемости выхода.

«Куда свернул из библиотеки? Если налево, то всё правильно. А если направо?» — начал запоздалое расследование, заподозрив, что вышли мы совсем не в том месте, где меня поджидали тайные помощники.

В воздухе витал устойчивый запах конского пота и навоза, а также прочих, не только домашних, животных, которые я распознавал, как опытный нюхач-парфюмер советские одеколоны Шипр, Тройной, Ландыш, Русский лес, и так далее.

«Лошади, коровы, бараны, козы, собаки… Или, скорее, волки. Нет. И волки, и собаки. Один медведь, соколы для охоты, куры… Нет, фазаны. Похоже на скотный двор времён царя гороха. Свиней не хватает, но те по лесам бродят в несметных количествах. На кой их разводить? Кормить и поить», — увлёкся я парфюмерией и сельским хозяйством 857 года и вспомнил, что пара минут давно уже прошла.

Протиснувшись через узкий и низкий проём, которым заканчивался лабиринт, оказался в тупике с деревянной лесенкой, ведущей вверх. Вскарабкавшись, очутился в подобие погреба с овощами, которых по запаху не распознал, а рассматривать не решился. Вылез ещё по одной лестнице и понял, что попал в стойло с парой низкорослых меринов, мирно жевавших сено из необмолоченного овса.

«Замаскировали вход, конечно, хорошо. Только как же они грунт из строящегося подземелья вытаскивали? В мешках, да через такие лестницы? Может, здесь народа было в избытке? Что-то не вяжется это со специально построенным убежищем для монахов», — кумекал я о несоответствиях которые были подозрительными куда больше, чем средневековая станица с медведями и фазанами.

Выглянув из турлучного денника, увидел обыкновенную лесную долину посреди неширокого ущелья с хаотичными постройками неизвестного назначения и количества, на которых вместо крыш были кóпна то ли из тростника, то ли ещё из какой травы, которой я в жизни не видел, но которую хотелось обозвать как-нибудь на хазарском.

Пока шарил глазами по дремавшему полуденному аулу, решая, что предпринять и куда податься, если атласар дал дёру, увидел странное явление из пылавших огненных лепестков, которые дружно сыпались с неба прямиком на одинокую фигуру, стоявшую за неказистым жилым домишком. Домик этот был обложен кривыми сучковатыми стволами деревьев, наверное, для обороны от незваных волков и медведей, или просто заготовками для дров.

— Кто здесь технику пожарной безопасности нарушает? — сначала спросил я почти в полный голос, а потом опомнился, но было поздно.

Нет, никто из жителей меня скорее всего не услышал, а Искриус точно увидел и услышал, потому что огненный листопад моментально кончился, после чего одинокая фигура преобразилась и стала Ротариком.

Получив от мира пламенное благословение, начальник Тичарити всё так же резво пошагал мне навстречу и заголосил на языке канувших в лета атласаров:

— Когда вдруг приливом веков озарится юдоль каганата, возьми, друг, десницу мою своею шуйцею. И в будущий мир возврати ты ослепшего разумом брата.

— Прилив – это, оказывается, пространственно-временная граница между младшим и старшим Искриусами, — спросил я на каком-то своём языке, но по-особому, потому что без интонации вопроса, а потом пропел на атласарском.— Как только увижу живые столпы Аполлоном пущенных стрел, так сразу возьму твою правую руку, учитель.

— Юноша, откуда вы знаете мёртвый язык асуров и их потомков с гор Атласа? — удивился по-русски Ротарик, по-видимому, никак не ожидав услышать от карапуза-незнакомца отповедь с гомеровскими интонациями.

— Здрасьте вам, ваше атлантидство. Простите, что ваш склероз до такой степени обострился, что вы начали помнить всё, что было до хроноволны, — ответил я взаимностью, но несерьёзно, чтобы учитель снова не впал в рефлексию, которая, согласно учебника «процесс глубокого самопознания своих внутренних психических состояний».

— Мы разве знакомы? И что такого было до хроноволны? — закрутило-таки водоворотом подозрений Ротарика вместе с его утлым судёнышком только-только возвратившейся памяти.

Почему вдруг схождение огня на бывшего атласара было не благословением Безначального, а всего лишь возвращением «залога» от Искриуса-младшего, я себе даже не пытался объяснить. Просто, откуда-то знал, и точка. И то что «залог» – это все накопленные Ротариком учёные знания, способности к языкам, прочие выстраданные таланты, я тоже помнил, но какой своей памятью… Не помнил.

И о том, что Искриус получил такое светлое солнечное имя из-за того, что был «болен» приливами и отливами веков, то есть пространственно-временными аномалиями, мне тоже каким-то образом было известно.

От всего этого незаслуженного «счастья», которое, возможно, так же лепестками свалилось мне на голову, я чувствовал себя нераскаявшимся грешником. Будто где-то подсмотрел что-то запретное, что-то сокровенное и тайное, а теперь бессовестно козырял незаслуженными талантами и получал незаработанные награды.

Что ответить Ротарику, я понятия не имел, поэтому решил деликатно сменить тему разговора. А чтобы бывший атласар до нашего отбытия с Искриуса не начал обидные для мира расспросы, позаимствовал у византийцев их отговорку для незваных гостей из будущего.

—Скоро прилив. Нам пора уходить, — пролепетал я по-детски, не взглянув на не ко времени поумневшего отшельника.

— Понял, — коротко выдохнул Ротарик, а я по привычке про себя добавил: «Ясно. Вижу».

Искриус старший и его сюрпризы

В какую сторону шагать, нам с атлантидом было всё равно. Тропку мы выбрали не сговариваясь и семенили по ней, будто пешие