Хозяин антимагии 4 - Миф Базаров

пронепоезд, на котором сейчас строится основной план штурма, исчез. Чтобы армия осталась без главной ударной силы и бронированного щита. Чтобы операция захлебнулась в крови. Чьи это были указания, капитан?

Я резко повернулся к пленнику. Тот сглотнул, но молчал, уставившись в пол.

— Ложь! Гнусная провокация! — Строганов метнулся с места, его голос срывался на визг. Трясущиеся бакенбарды контрастировали с напускной яростью. — Это… обман! Фабрикант панику сеет! Он боится моих решительных действий! Боится, что я возьму Балтийск без его жестяной игрушки!

Старый генерал тыкал дрожащим пальцем в мою сторону, обращаясь к рядам своих коллег:

— Вы же видите, господа! Выскочка! Человек с сомнительным прошлым! Он подослал этого несчастного, оговорил его, чтобы сорвать наше правое дело!

Гул в шатре опять стал нарастать, превращаясь в ропот недоверия.

Большинство пузатых генералов кивало в такт словам Строганова. Их лица, ещё секунду назад выражавшие решимость, исказились презрением и раздражением.

Молодой выскочка осмелился обвинять столп имперского генералитета? Нонсенс!

— Полно вам, барон! — рявкнул генерал Померанцев, его шрам на щеке багровел под давлением туго затянутого мундира. — Два заговора за день? Слишком много! Капитан ваш либо подставной, либо с перепугу бредит! Князь Строганов это честь империи! Его род служил престолу веками! А вы кто? Фабрикант паровозов!

— Верно! — подхватил седой генерал с орденом Святого Георгия на груди. — Какие улики? Показания какого-то перепуганного капитана, которого вы, небось, уже обработали своими зельями? Это смешно, барон! Смешно и омерзительно! Князь Захар Григорьевич пятьдесят лет верой служит! А этот… — он презрительно махнул рукой в мою сторону, — паровозы строит. Да ещё и обвиняет!

Напряжение достигло точки кипения.

Генералы, за исключением ледяного Долгорукого и пары осторожных молчунов, явно были на стороне Строганова. Их круговая порука и презрение к «выскочке-фабриканту» оказались сильнее доводов.

Строганов, видя волну поддержки, собрался с духом, выпятил грудь, но в глазах я прекрасно видел панику.

Именно тогда вперёд шагнул генерал Волынский, который ранее осторожно высказывался против стремительного наступления. Но сейчас его лицо было сурово, а взгляд устремлён не на меня, а на Белова.

— Ваша Светлость! — голос, усиленный магией, перекрыл гул. — Ситуация предельно ясна. Нам предоставлен выбор. Выбор между честью и словом князя, чей род служит России со времён Алексея Михайловича, чьи предки кровью скрепляли границы империи!

Он почтительно склонил голову в сторону Строганова:

— И… обвинениями барона Пестова. Человека, безусловно, полезного в хозяйстве, но чьи мотивы и связи, увы, покрыты мраком. Кому он служит на самом деле? Обвинение в государственной измене, выдвинутое им против князя Строганова, — это не просто клевета. Это удар в спину армии! Удар по доверию! Я требую… нет, умоляю Вашу Светлость положить конец сему беззаконию!

Волынский обвёл взглядом притихший зал:

— Андрей Николаевич, вам нужно сделать выбор. Здесь и сейчас. Кому верим мы? Кому верите вы? Князю крови, чести и славы? Или фабриканту, чьи действия сеют лишь смуту и раздор?

Все взгляды приковались к Белову.

Светлейший князь сидел неподвижно, его пальцы медленно барабанили по ручкам кресла.

Лицо — маска. Но в глазах, холодных и пронзительных, мелькнуло что-то. Усталость? Гнев? Тонкий расчёт?

Он посмотрел на Строганова, чьё лицо теперь выражало надежду. Потом на Долгорукого, тот стоял как изваяние, лишь едва заметно пожал плечами. И наконец на меня. В этом взгляде не было ни поддержки, ни осуждения. Только холодный расчёт главнокомандующего.

Тишина.

Даже дыхание генералов казалось громким.

Строганов уже начал складывать губы в победную ухмылку.

И тогда Белов негромко, но в этой тишине решение прозвучало как приговор, произнёс:

— Барон Пестов…

Я выпрямился. Мотя впился коготками в плечо.

— Ваше обвинение… сколь серьёзно, столь и не подкреплено перед лицом такого почтенного собрания доказательствами, не вызывающими сомнений, — ровным голосом сказал он. — Ваше появление с пленником… внесло раскол в критический час. Обвинение князя Строганова в саботаже и государственной измене на основании… представленных улик… является безрассудным и разрушительным для единства армии.

Строганов громко выдохнул.

Ропот одобрения прокатился по рядам генералов.

А по моей спине пробежала ледяная волна.

— В свете вышесказанного, — продолжил Белов, его взгляд пригвоздил меня, — и дабы не допустить дальнейшего хаоса и разобщённости в войсках накануне решающей операции… Приказываю арестовать барона Кирилла Павловича Пестова за распространение заведомо ложных, порочащих честь и достоинство высшего офицера императорской армии сведений, способных нанести ущерб боеготовности и подорвать доверие в командовании. Заключить в карцер.

Он сделал небольшую паузу, взгляд стал ещё холоднее:

— Конвоиры, исполняйте!

Двое часовых неуверенно шагнули ко мне.

Строганов смотрел на меня с плохо скрываемым торжеством и злобой.

Генералы перешёптывались удовлетворённые. Лишь Долгорукий слегка прищурился, и еле заметно кивнул, словно говорил мне: «Держись».

Мотя зашипел.

— Усмири свою игрушку, Пестов, — злобно прошептал Строганов, когда конвоиры взяли меня под руки. — Карцер это только начало. Я добьюсь, чтобы тебя судили как изменника. А твоя жестяная банка сгниёт на рельсах, которые ты так любишь.

Я ничего не ответил. Просто посмотрел ему прямо в глаза, полные злорадства.

Бороться сейчас значило подписать смертный приговор себе и всем, кто зависел от меня.

Так что ничего, я подожду, а завтра посмотрим.

Один из конвоиров потянулся к Моте, чтобы схватить его, но тот сразу исчез, растворившись в воздухе.

Глава 13

Конвоиры, двое угрюмых бородачей, вели меня молча.

Минуя ряды походных кухонь, от которых пахло кашей и хлебом, мы углубились в тыл лагеря, к старым казармам, стоящим здесь ещё со времён первой колонизации.

За ними, в тени огромного полуразрушенного склада, виднелся небольшой забор с двумя часовыми башенками по краям. Вошли через дверь из массива железного дерева, а внутри я увидел множество колодцев с решётками. Карцер.

При виде этих ржавых решёток, служивших дверями в ямы, меня словно окатило ледяной волной из прошлого. Военно-морская академия. Там были такие же карцеры.

Конвоиры с грохотом откинули тяжёлую щеколду одной из решёток.

Скрип железа по камню был такой же отвратительный, словно кто-то провёл вилкой по стеклу. Решётка поддалась с трудом. Запах сырости и тлена ударил в нос.

— Прыгай, барин, — буркнул один из конвоиров, не без сочувствия толкая меня в спину. — Отдыхай.

Я шагнул вниз, ожидая знакомого провала в темноту и глухого падения на несколько метров.

Но не тут-то было.

Нога почти сразу попала во что-то мягкое и пружинистое — слой прелой листвы