Хозяин антимагии 4 - Миф Базаров

впечатление, что сюда и правда кто-то вмонтировал артефакт сырости, от этого и размывало грунт под нами, но ничего, запас энергии у него не вечен.

Сломаем.

Трое магов огня, вызванные сигналом, уже подбегали.

— Ваша задача, — я указал им на насыщенный водой грунт вокруг опоры. — Точечно! Прожгите круг радиусом три метра. На метр вглубь. Выпарьте влагу, сплавьте песок и глину в стекловидную корку! Создайте твёрдую непроницаемую подушку!

Маги, не задавая вопросов, кинулись выполнять. Их руки вспыхнули алым и оранжевым, тонкие сконцентрированные снопы пламени ударили в землю у самого основания опоры.

Камень зашипел, грунт вздыбился клубами пара.

Маги земли, почувствовав уменьшение влаги и начало спекания грунта, удвоили давление на опору. Их заклинания слились в низкий мощный гул.

Трещины в камне перестали расширяться. Под руками Лунева и его людей камень как будто застонал громче, но наконец сжался, стал выглядеть монолитнее, прочнее.

— Держит! — выдохнул Лунев, вытирая пот со лба чёрной от грязи рукой. — Держит, барон!

— Не расслабляться! — я окинул взглядом место работ. — Лунев, ты остаёшься здесь с двумя магами земли и огня. Контролируй состояние. При малейшем сдвиге немедленно подашь сигнал! Остальные на борт!

Поднявшись наверх к началу моста, я подошёл к инженеру.

— Ну, как у нас дела?

— Прогиб стабилизировался! В пределах допустимого!

— «Стриж»! — я повернулся к рубке, где маячила фигура Рыбакова. — Малый ход! Очень плавно! Бадаев, непрерывный контроль за прогибом!

Стальной исполин дрогнул и медленно, с протяжным скрежетом колёс по рельсам, пополз на мост.

Каждый метр давался с невероятным напряжением.

Мост кряхтел, опора, сжатая магией, стонала, но держалась. Я замер на борту бронепоезда, следя, как гигантская масса ползёт по каменной арке, отбрасывая длинную тень в пропасть.

Бадаев докладывал через сигнальщика:

— Прогиб стабилен, чуть увеличился на середине пролёта, держится в пределах расчётного запаса прочности.

Прошли четверть…

Половина…

Три четверти…

Казалось, самое страшное позади. Первые колеса «Стрижа» уже упирались в твёрдый грунт противоположного берега.

Ещё несколько минут, и вся трёхсоттонная махина с двадцатью тяжело гружёнными платформами благополучно завершит переправу. Воздух на мостике начал разряжаться от напряжения.

БА-БАХ!

Взрыв разорвал относительную тишину не со стороны левой опоры, которую мы еле спасли, а с правой — той, которую Марсов проверял и дал добро!

Правая береговая опора исчезла в чудовищном клубке пыли, дыма и камней, летящих как картечь.

Мост содрогнулся всем телом, словно раненый гигант.

«Стриж» вздрогнул и будто застыл на мгновение. Страшная пауза перед возможным обрушением.

Снизу, из клубов дыма у правой опоры, взметнулись в панике сигнальные флаги Марсова: «Взрыв! Опора повреждена! Опасность!»

Адреналин ударил в кровь. Инстинкт кричал: «Стоп!» Но разум знал, что остановка сейчас — верная смерть.

— Продолжаем движение! — громко и уверенно сказал я, высовываясь за борт и пытаясь разглядеть масштаб разрушений сквозь пыль. — Прибавить ход! Вытягивай хвост!

— Мать их… — прошипел рядом сигнальщик, бледный как полотно.

— Машинное отделение! — рявкнул капитан Рыбаков в переговорную трубу, его командирский бас перекрыл всё. — Полный вперед! Не останавливать! Тяните! Тяните, черти!

— Маги земли, все на правую опору! — добавил я. — Укрепить!

«Стриж» тем временем уже полностью заехал на противоположный берег и медленно затягивал вагоны с рельсами.

Когда основное облако пыли немного рассеялось, стало видно: опора устояла. Чудовищный запас прочности, заложенный Бадаевым, выдержал.

Но взрыв всё равно натворил дел: он вырвал здоровый кусок кладки у самого основания, обнажив переплетение стальной арматуры.

Каменная громада теперь стояла как подрубленное дерево, держась на честном слове, арматуре и остатках камня.

Когда задний буфер последней платформы наконец пересёк условную черту безопасного берега, по всему «Стрижу» прокатился мощный вздох облегчения.

На мостике царило напряжённое молчание. Вот, наконец, ко мне посыпались доклады.

От Бадаева, по-прежнему не отводившего взгляд от своего измерительного прибора:

— Прогиб после взрыва увеличился, но не критично. Целостность основного пролёта… сохранена. Пока.

От Марсова:

— Опора цела, но нужен капитальный ремонт с полной разгрузкой. А пока — ограничение веса и скорости для всех последующих составов. И постоянный мониторинг.

— Кирилл Павлович… Что там было? Фугас? Артефакт? — спросил Рыбаков, обернувшись.

А тем временем матрос продолжал переводить послание:

— Заряд был заложен в полости, специально выдолбленные в скальном основании до завершения кладки. Замаскирован мастерски.

Кто бы его ни ставил, он явно не рассчитывал на такой запас прочности как у нас.

— У вас, Кирилл Павлович, такое мощное детище, — сказал капитан, — а заряд будто на сарайчик рассчитан! Несерьёзно! Видимо, враги думали, что мы рухнем при первом же намёке на проблему.

«Сарайчик» — слово было точное и горькое. Кто-то действительно не оценил масштаба «Стрижа» и прочности его пути.

Или просто поторопился.

Диверсия была налицо.

Мысли тут же метнулись к Строганову и его жалобе Императору.

Пока я думал и осматривал с борта мост, почувствовал тяжесть на правом плече. Мотя материализовался, его серебристая шкурка была в пыли, а в крошечных лапках он сжимал… обрывок грубой темной ткани с прилипшим комком глины.

Он тыкался холодным носиком мне в щёку, настойчиво урча.

— Что это у тебя, малой? — я осторожно взял обрывок.

Ткань была плотной, как мешковина, но явно частью униформы или робы. На одном краю виднелся обрывок кожаного канта и… часть оттиска печати?

Смутно угадывалась верхняя треть какого-то герба, возможно, орёл или другая хищная птица?

Мотя ткнул мордочкой в ткань, потом в сторону места взрыва и снова в меня, издавая тревожный стрёкот.

Он явно нашёл это там, у правой опоры, после взрыва. Улика.

Холодная волна ярости накатила с новой силой.

Это была не просто диверсия.

Это был целенаправленный теракт.

Расчёт на гибель сотен людей, уничтожение «Стрижа» и крах всей операции на Балтийск. И пока Строганов строчил доносы, возможно, его приспешники ставили бомбы. Война.

Он начал войну.

В дверях рубки появилась Софья Потоцкая. Ни тени обычной игривости или кокетства. Её лицо было бледным, глаза — широко раскрытыми, но не от страха, а от… напряжённого внимания?

Она мгновенно оценила обрывок в моей руке, затем моё лицо, и в проницательных серо-голубых глазах мелькнуло что-то нечитаемое… Испуг? Предвосхищение? Она резко шагнула к правому борту, выглядывая вниз.

И в этот момент Мотя на моём плече взорвался!

Не просто стрёкот — это был пронзительный истеричный визг, словно его резали! Тельце зверька вытянулось в струну, огромные уши встали торчком, а взгляд был