Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули

– остальной мир тоже должен был ходить к Газкуллу через Гротсника. И с коллекцией киб-орков под рукой у дока было теперь достаточно силы, чтобы решать, кому проходить, а кому нет. Все это дурно пахло.

А еще там был сам Гротсник, запустивший старые узловатые руки в грудную клетку почти отключившегося человека. Кажется, он менял тому сердце на сквига, или вроде того. Когда он услышал, что идет Газкулл, то развернулся, и от удивления у него округлились глаза.

– Могучий вождь, – сказал он, пытаясь казаться радостным от того, что Газкулл вышел из комнаты. – Идешь подышать воздухом?

– Не, – пророкотал Газкулл. – Иду на войну.

– Но у нас запланирована операция, – возмутился он, снимая очки. – Новые импланты! Конечно, великий варбосс волен делать, как пожелает, но без этих новых... улучшений, которые я задумал, головные боли могут стать куда более неприятными. Будет ужасно, если начнется перед бойцами...

Подонок. Я бы и на половину протухшей банки сквиговых потрохов не поспорил, что его так называемые «улучшения» как-то помогут Пророку с головными болями. Я был уверен, что строго наоборот. Какая наглость! Заставлять босса думать, что он болен, удерживать его от встречи с войсками... док будто пытался сделать из него своего питомца. Я не смог сдержаться, глядя на его ухмылку. Да благословит меня Горк, я сорвался.

– Босс сказал, что хочет драться, поганец, – рявкнул я, скрежетнув зубами. – Или тебе надо что-нибудь с ушами сделать?

Когда Гротсник увидел меня, лицо его стало озадаченным, а потом приняло выражение чистой ненависти. Будто он тут же понял, кто я. Но до того, как он что-то сказал, Газкулл свел большой и указательный пальцы и щелкнул меня по лицу.

– Эй, – сказал он, когда я выплюнул сломанный клык. – Полегче. Это небожески. Он орк, ты грот. Так?

Я, как полагается, захныкал и вновь спрятался за спину босса.

– Впрочем, он прав, – произнес Газкулл. – Операция отменяется. И если у меня начнется головная боль перед бойцами, значит так тому и быть.

Вот и все. Мы покинули лабораторию, и потом долго его не видели, хотя я не удержался и с ухмылкой обернулся на Гротсника перед тем, как дверь закрылась.

Мы вышли на широкий стальной парапет, и было так светло, что мне пришлось на секунду зажмуриться. Но когда я снова открыл глаза, то увидел нечто волшебное.

Укрепление, на котором мы стояли, располагалось прямо на вершине груды металла размером с гору. Город, чем-то похожий на гнездо, построенное жало-гадами, только такой большой, что мог ударить небо в брюхо. И вокруг него, во всех направлениях, шла колоссальная, прекрасная война.

Роились крошечные точки, и я по началу принял их за орков и людей, пока не разглядел поднимающиеся от них маленькие струйки выхлопных газов. Это были зогганые боевые машины, двигавшиеся через море обломков, дыма и трупов батареями слишком большими, чтобы можно было сосчитать. Орки, собравшиеся в неудержимую волну, и столько людей, скольких они когда-либо хотели убить. Они сражались, побеждали и становились сильнее с каждым мгновением. Это была война. Но более того, она была священной.

Пока я смотрел, раскрыв рот, босс говорил о фронтах, осадах, окружениях и всем таком. Штуки Кровавых Топоров. Я едва ли понимал, о чем он, но основная суть была в том, что мы вас побеждали. И все же, Газкулл казался не особо довольным этим. В нем не было той уверенности, как на Урке – той веры, державшей его неподвижным, как статуя, в те дни ледяной тьмы. Он будто почти не знал, что делать.

Босс через какое-то время совсем замолчал. Я понял, что он... держал паузу. На случай, если Горк и Морк вдруг дали мне большой список планов на Газкулла, пока я был мертв, и я мог рассказать о нем сейчас. Тогда я понял, что именно поэтому вернулся. Потому что у Газкулла больше не было уверенности.

Но ему не повезло. Потому что я не просидел все время, пока не был жив, с богами в пивной хате за болтовней и всем таким. Я просто был мертв, понимаете? Ну, думаю, не понимаете. Так или иначе, я не мог сказать ничего полезного, потому просто стоял рядом с Газкуллом и продолжал смотреть на войну.

Солнце к тому времени уже садилось, полыхая алым, как глаз босса, через большие облака вулканического дыма, и из того дыма вышли лучше штуки, какие я только видел. Это были гарганты: целая толпа, появившаяся из пыли, с огромными злобными лицами, из-за которых они были похожи на самих богов. Но какими бы большими они ни были, на таком значительном расстоянии они казались крошечными.

Это и дало мне понимание, в чем тут проблема – что даже самые огромные вещи кажутся маленькими, когда находятся далеко. Так было с Газкуллом. Он, может, и обладал большей мощью, чем когда-либо, но она передавалась через куда большее расстояние. И, если угодно, от этого он был меньше. Я думаю, это одна из причин, почему вы так плохи в битве. Ваш Император – просто какой-то, возможно мертвый, поганец на стуле в половине галактики отсюда, и он даже не кричит на вас через коробку или типа того.

+Оставим это как есть?+ спросил Хендриксен в разуме Фалкс. Даже его фанатизм потух от наплыва богохульства, родившегося в допросе к этому моменту.

Прерываний и так достаточно, – неразборчиво ответила женщина, пытаясь скрыть тот факт, что Макари нечаянно ударил по самой глубокой ее тревоге о положении человечества. – Оставь это.

– На Урке, – продолжил Кусач, не зная о небольшом теологическом кризисе в ее голове, – чтобы оказаться со своими войсками, Газкуллу нужно было всего лишь выйти на балкон. Но будучи запертым Гротсником посреди человеческого города, он с тем же успехом мог находиться на другой планете. Это причиняло ему боль. Газкулл должен был пойти туда, где его увидят. Где он мог лично напомнить толпам, в чем их цель. И где, если уж себя хвалить, они бы увидели мое знамя. Ему нужно было сделать что-то по-настоящему орочье. Так что я подумал о разных тактиках, про какие слышал. И как предложить их так, чтобы не показалось, словно я указываю ему, что делать. В итоге, пока гарганты топали через окрашенную красным пустошь перед нами, я сказал это.

Тут Кусач повеселел, будто слова, которые он собирался перевести, ему очень понравились. Он даже