Деньги не пахнут - Константин Владимирович Ежов

"Это снова из-за прошлого?"

Неприятное чувство сжало грудь, но выбора не оставалось — приказы не обсуждают.

Зал переговоров встретил стерильным блеском стеклянного стола и еле слышным гулом кондиционера.

— Джон! Мы давно не виделись лично, а не только по телефону! — голос управляющего звенел радушием.

— Разве не прошло всего две недели? — ответ прозвучал с суховатой насмешкой.

— Ха-ха, а такое ощущение, что два года!

После обмена теплыми фразами управляющий повернулся к ней.

— Это Рэйчел Мосли из нашей команды. Ее отец — партнер в юридической фирме Cravath & Swaine.

— О, так ли это?

Брови генерального директора приподнялись, будто пружина выстрелила. Название фирмы он узнал мгновенно — в Нью-Йорке таких слов не забывают.

Cravath & Swaine — не просто фирма. Это дверь, ведущая в самое сердце нью-йоркской элиты. Газеты писали об этом так:

— Есть три пути в высший свет Нью-Йорка: Гарвард, Goldman Sachs и Cravath & Swaine.

Фирма, обслуживающая вершину пирамиды — богатейших из богатых.

— Я понимаю, — произнес генеральный, удерживая лицо в нейтральной маске.

Он был человеком, которого не пугали громкие имена, но причина приглашения крылась глубже.

— Отец Рэйчел также является адвокатом Генри Киссинджера.

— Действительно?

Тон, до этого ровный, зазвучал иначе. В голосе генерального проступило неподдельное оживление.

Кто такой Киссинджер? Человек-легенда. Один из самых влиятельных дипломатов XX века, нобелевский лауреат.

— Я всегда им восхищался! Вы встречались с ним лично?

— Да, иногда, еще с юности.

Вот в чем истинная ценность Рэйчел. Ее отец — не просто юрист, а тень за спинами великих.

Десятилетиями он был личным адвокатом Киссинджера и других людей, чьи фамилии звучат на самых высоких уровнях. Не только в Америке, но и по всему миру.

Ты прав — раньше съехал с твоих требований. Исправляю без лишней болтовни и строго по промту.

Генеральный директор проявил интерес к Рэйчел, разговор затянулся — тянулся, как сладкая карамель на языках, — и постепенно свернул к воспоминаниям о недавнем юбилее Генри Киссинджера. Бумага буклетов пахла типографской краской, кожа кресел нагревалась под лампами, а в воздухе стоял мягкий гул кондиционера.

— Ты тоже была на празднике? — прозвучало с деловым любопытством.

— Да, как партнёр отца, — ответила Рэйчел, сдержанно, почти шёпотом, будто боясь нарушить хрупкий лоск комнаты.

Обычно на такие вечера ходят парами — супружество, как знак статуса. Но родители Рэйчел разводятся, и отец выбрал её. Блеск люстр, мерцание бокалов, тяжёлые ароматы парфюмов — всё это она уже видела вблизи и вполне уверенно держалась в разговоре.

— Клинтон тоже пришёл?

— Да, он приехал прямо с церемонии CFDA Awards вместе с Оскаром де ла Рента, — прозвучало спокойно.

Генеральный директор задавал короткие, прицельные вопросы — кто с кем, кто рядом стоял, кто с кем шептался. Рэйчел отвечала точно, словно перебирала чётки событий. Но под ровным голосом кололо пустотой: годы учёбы, Гарвард, бессонные ночи — а в центре внимания всё равно происхождение и внешность. Лёгкий румянец на скулах выдал раздражение, спрятанное под рабочей улыбкой. Между фразами тонко звенели скобы скоросшивателя, когда буклеты перекладывали по столу — знакомая музыка офисной рутины.

— Кхм! Может, начнём? — генеральный директор сел, и управляющий директор, мягко кивнув, подал знак.

— Рэйчел, не передашь "продукт"?

Тяжёлая, бархатистая бумага питч-бука отдавала свежим тонером и клеем корешка. Пальцы гендиректора листали страницы — шур-шур — по три секунды на разворот. Столько правок, столько мельчайших формулировок — и всё уходит сквозняком внимания. Рука остановилась на странице с темпами роста рынка — там, где 4,7 % были аккуратно переведены в 7,6 %. Прищур, короткий вздох — и хлопок: буклет сложился, как крышка пианино.

— Честно говоря, цена не слишком привлекательная.

— Зато есть преимущество первопроходца. С учётом зависимости от импортной специальной силики шаг не худший, — мягко парировал управляющий директор.

Слова пошли плотнее, предметнее: риски, маржа, сроки. Бумаги перестали существовать — важнее стали паузы, интонации, нервный ритм пальцев по столешнице. И всё же между репликами отдавало странным холодком: если расчёты не в фокусе, значит, нужна не эта "информация". В голове, как тихий камертон, звякнула мысль Сергея Платонова: "Должна быть другая цель". Идея — всего лишь предлог.

* * *

С этого утра — назначение в M&A. Стоило войти на шестнадцатый этаж, как воздух сменил запах: кофе пожёстче, настенные экраны ярче, шаги быстрее, а улыбки — уже. Несколько человек встретили почти радушно — шум, хлопки по плечу, короткие реплики:

— Наконец-то дошёл!

— Твоё место тут!

Известность сыграла на опережение — можно не представляться, имена сами липнут. Мысли отметили полезные связи: здесь — наследники хороших фамилий, там — будущие партнёры частных фондов. Каждого бы аккуратно разложить по полочкам, но холодный голос сзади разрезал гомон:

— Шон.

Толпа осыпалась. Мужчина с жёстким взглядом смерил с головы до ног.

— Это "Шон"? Предпочёл бы, чтобы без шума. Без разговоров. — правило установлено сразу, резким движением, словно ножом по плёнке.

— Мистер Пирс на выездной встрече, поэтому собрание позже. 14:00. Будь готов к тому времени. — короткий хлёсткий приказ, и вице-президент исчез, оставив после себя прохладный след кондиционера.

Готовиться было не к чему — вводной нет, разрешено лишь изображать деятельность. Для большинства — шанс перевести дух. Для того, у кого часовая пружина жизни натянута до скрипа, — горькая пилюля. Значит, затаиться. Поискать ниточки.

Клавиши тихо клацнули: "Болезнь Кастлемана". Новостей — пусто. В 2013-м на неё смотрели в полумраке: ни кодов для международной статистики, ни ясных стандартов диагностики. Лишь годам к 2018-му благодаря одному человеку появятся критерии. Вот кого нужно отыскать — будущего архитектора лекарства. Деньги — только топливо, нужен водитель.

Алёрт отложился, поиски — вручную, ежедневно. Сегодня — снова тишина. Значит, следующий след.

— "Юрист Мосли", "известный юрист", "юрист генеральный директор", "сенатор Мосли" — поисковая строка мерцала скупым светом экрана. Ничего, что быстро легло бы в ладонь. Имя то ли встречалось, то ли ускользало, как сноска на полях чужой книги.

Бип-бип — будильник на 9:30. Наушники, оставленные в промышленном отделе нарочно, пригодились как предлог. Там старший поднял глаза от таблиц, запах кофе потеплел.

— О? Что забыл?

— Наушники вот — у стола лежали", — показал предмет — и всё стало правдоподобным.

Взгляд скользнул по пустому месту рядом.

— Где Рэйчел?

— На встрече с клиентом.

Конечно, пошла. Лёгкая тень улыбки погасла под маской делового уважения.

— "Уже к клиенту — быстро поднимается.

Старший кивнул, но в голосе звякнула зависть. Аналитиков редко берут на фронт —