Гоцюй - Джин Соул

А всё потому, что она бездумно выпустила крылья.

– Погоди! – попятилась от него она. – Я не… не могу… я же…

У Минчжу прищурился и припечатал главный аргумент:

– Или я тебе не нравлюсь?

А-Цинь захлопнула рот. Этого она не могла бы сказать. Ведь нравился же. Быть может, она сама не понимала ещё, до какой степени и в каком плане, но нравился.

– И не вздумай мне отказать, – предупредил У Минчжу.

– А не то что? – сейчас же вскинулась А-Цинь.

– Ничего. Отказы не принимаются, – спокойно ответил У Минчжу. – Никакой другой ответ, кроме согласия, я не услышу, хоть ты его сто раз мне в ухо прокричи.

– Ты нахальная птица! – вспыхнула А-Цинь.

– Ой ли? – вприщур глянул на неё У Минчжу. – А кто руки на чужие крылья распустил?

А-Цинь хотелось со стыда сквозь землю провалиться. Она опять спрятала лицо в ладонях.

– Я не нахальный, я настойчивый и целеустремлённый, и если что-то решил, то из перьев вон вылезу, но этого добьюсь, – продолжал расхваливать себя У Минчжу.

– Ты цзинь-у, – кисло возразила А-Цинь.

– И что?

– А я цзинь-я.

– И что?

– А то.

– Ха, ерунда. Мы оба цзинь-и. И ты трогала мои крылья.

А-Цинь закатила глаза. У мотыжки, кажется, появился конкурент.

– Ты хоть представляешь себе… – начала она и поджала губы.

«Ты хоть представляешь себе, что с нами сделают, если об этом узнают?» – проглотила она вопрос.

Об этом думать было слишком страшно.

Но она-то знала, на что способны певчие птицы, если дело касается скреп.

50. Милой птичке недостаёт уверенности в себе

Легче всего изгнать из головы мысль, которая тебя страшит, подумав о чём-то менее пугающем.

А-Цинь всё ещё не до конца верила в происходящее. Этот заносчивый, но бесспорно красивейший на свете ворон – хотя воронов она до него и не видела, не с кем сравнивать – вдруг вздумал набиваться к ней в женихи. Говорит, что петух ей не пара, но разве сама она пара ворону? Да он её, должно быть, просто разыгрывает. А-Цинь почувствовала себя увереннее, подумав так: она привыкла считать себя недостойной того, сего и этого. Вот и его она тоже недостойна. Нужно всего лишь растолковать ему, и всё снова станет… каким?

Первым делом А-Цинь спрятала крылья. У Минчжу с явным сожалением спросил:

– Обязательно было их прятать?

– Да, – категорично сказала А-Цинь, – и ты тоже спрячь.

– Зачем?

– Вдруг ещё ненароком дотронусь…

– О, теперь это уже не имеет никакого значения, – легко засмеялся У Минчжу. – Ты моя невеста, можешь трогать, если хочешь.

– Не могу. Я не твоя невеста, – как можно твёрже возразила А-Цинь. – И не могу ею быть.

– Ну, – пробормотал У Минчжу едва слышно, – хотя бы не «не хочу», и то уже радует…

– Что? – не расслышала А-Цинь.

– Объясни, – велел он, демонстративно складывая крылья за спиной, но не убирая их. – Назови хотя бы одну причину. И она должна быть достаточно веской. Поскольку лично я, а этот молодой господин на ум никогда не жаловался, не могу назвать ни одной.

– Да сотни причин есть!

– Так уж и сотни? – вздёрнул он бровь.

– Ну, десятки, – несколько смутилась А-Цинь.

– Десятки?

– Ты же одну потребовал назвать, вот одной и хватит, – рассердилась она.

Он сделал приглашающий жест.

Чтобы расставить всё по местам, нужно быть жестокой к себе, но А-Цинь никогда не считала это жестокостью. Ей уже столько раз это говорили, что она безоговорочно верила.

– На что я тебе такая? – прямо спросила она.

– Какая? – не понял У Минчжу.

А-Цинь провела ладонью вокруг лица, подразумевая всё и сразу. У Минчжу её жеста не понял и захлопал глазами, точно пытался избавиться от невидимой соринки.

– Ты же такой красивый и весь из себя выдающийся…

Бровь У Минчжу поползла вверх.

– Это комплимент или сарказм? – уточнил он.

А-Цинь покраснела.

– Значит, комплимент, – понял он. – И?

– Ты себе кого угодно можешь найти, – попыталась развить мысль дальше А-Цинь.

– Но я не хочу кого угодно. Я хочу тебя, – возразил У Минчжу таким естественным тоном, что А-Цинь едва дара речи не лишилась.

– Я тебе не подхожу! – выпалила она, прижимая ладони к пылающим щекам. – Что у тебя с глазами, если ты не видишь?

– Всё в порядке у меня с глазами. И что я должен увидеть? – продолжал недоумевать У Минчжу.

– Я невзрачная птичка. Пеструшка! Я даже лицо не отбеливаю… Да его сколько ни отбеливай… Что? – вскинулась она, заметив, что он усмехается.

– Одной маленькой птичке недостаёт уверенности в себе, – сказал У Минчжу. – Ты кому угодно веришь, так почему не веришь мне? Я ведь уже говорил тебе, что ты милая.

– Не говорил, – упёрлась А-Цинь.

– Ну как это не говорил? Говорил и не раз…

– Ты сказал, что веснушки милые!

– А разве это не одно и то же? Ведь они на твоём лице.

– Нет!

– Ты милая. Так понятнее?

– Нет!

– Что опять не так?

– Ты просто меня разыгрываешь!

У Минчжу закатил глаза, но решил не спорить, а просто шагнул вперёд и шатром расправил крылья, укрывая и себя, и А-Цинь. Некоторые певчие птицы, он слышал, успокаиваются, когда на них набрасывают покрывало. Его крылья чёрные и создают полумрак. А-Цинь непременно должна успокоиться под ними.

А-Цинь действительно примолкла.

– Серьёзно, – без смеха сказал У Минчжу, – какое мне дело до того, что говорят другие? И тебе до этого дела не должно быть. Разве я хоть раз тебя обманул? И теперь не обманываю. Ты милая. А все, кто говорят иначе, тебе просто завидуют.

– Матушка мне завидует? – удивилась А-Цинь. – Да что ты! Она такая красавица!

– Курица она ощипанная, – презрительно сказал У Минчжу. – Так и знал, что дело в ней! Не слушай ты её больше.

– Но она моя матушка, я должна её слушаться.

– Разве ты не говорила, что женщина должна слушаться мужчину? – полусерьёзно подколол он её. – Я твой жених. Ты меня должна слушаться, а не… каких-то безмозглых куриц.

– Ты не мой жених, – опомнилась А-Цинь и попыталась выбраться из шатра его крыльев.

– А ты так и не нашла слов, чтобы убедить меня в обратном, – парировал он. – Ты милая, ясно? Так что это не аргумент. Тебе придётся придумать что-то посерьёзнее.

– Тут и придумывать не надо, – проворчала А-Цинь, убеждаясь, что его ничем не пронять, а ещё что из-под его крыльев никак не выбраться. Он ловко выгибал крылья, преграждая ей дорогу.

– У Минчжу! – рассердилась она.

Он и ухом не повёл.

51. «Цзинхэ и Вэйхэ всего лишь вода»

– Выпусти меня, – потребовала А-Цинь.

– Если назовёшь достаточно вескую причину, – напомнил У Минчжу.

– Неприлично мужчине и женщине так близко стоять!

– Причину, почему мы женихом и невестой быть не можем, – развеселился он её ответу. – И мы сколько угодно можем так близко стоять… или даже ещё ближе… потому что ты моя невеста, а я твой жених.

А-Цинь очень хотелось треснуть ему за такое нахальство, но для этого нужно было замахнуться, но она не решилась: заденет крылья, он опять начнёт, как заведённая марионетка, твердить, чтобы она взяла ответственность. В разубеждении его это точно не поможет!

– Что бы ты ни говорил, но ты цзинь-у, а я цзинь-я, – хмуро сказала А-Цинь. – Мы слишком разные. Как Цзинхэ и Вэйхэ[7].

У Минчжу фыркнул:

– Как Цзинхэ и Вэйхэ?

– Одна река впадает в другую, но воды их не смешиваются, – объяснила А-Цинь.

– Ты неверно трактуешь этот чэнъюй, – учительским тоном возразил он. – Цзинхэ и Вэйхэ всего лишь вода. Обе эти реки состоят из воды. Какая разница, мутная она или чистая? Вода и есть вода.

– Тебя бы коленями на стиральную доску поставили, если бы ты в классе так ответил, – потрясённо выдохнула А-Цинь.

У Минчжу сверкнул зубами в усмешке:

– Коленями на стиральную доску меня только жена поставить сможет. Что, кончились у тебя аргументы?

– Но цзинь-у и цзинь-я…

– Все мы народ Юйминь. У нас есть перья, у нас есть крылья, у нас есть клюв и пара лап… И даже не думай сказать про третью!.. А главное, мы оба цзинь-и. Никто другой нам в пару не годится, только мы есть друг у друга. Ясно?

А-Цинь поморщилась. Если уж и так его не переубедить, придётся сказать